Глумовы. Федор Михайлович Решетников

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ отец. Увидев с улицы, что у дочери огонь, он почему-то вздумал взглянуть с улицы в окно… Ужас его был неописанный, но он сдержался.

      Глава IV. Суд отца

      «Час от часу не легче», – проговорил он про себя и стал отпирать ворота. Скрип от ворот влюбленные услыхали, но Плотников, однако, нашелся скоро: огонь потушили, а он выскочил в окно, побежал по улице. Токменцов стоял в воротах с поленом. Как только пробежал мимо Плотников, он бросил в него полено, но полено не попало.

      – Я тебе, подлому человеку! Попадешься в другой раз!.. Собаки, усь! усь! – И вмиг залаяли две собаки, за ними шесть, и залаяли все двести старослободских собак, а десять пустились вдогонку за Плотниковым.

      Ганька ничего не понимал и кое-как вполз в избу. Вошел в избу и отец.

      – Оленка! – сказал он. – Вздувай огонь!

      Вздула Елена огонь на лучину; оставшуюся свечку от Плотникова она успела спрятать, а отец об ней позабыл.

      – У, подлая! – подошел к ней отец и ударил ее крепко по спине, так что она чуть не упала на пол. Она заплакала.

      – Пореви! У! Будь ты проклятая!.. Делай завариху, гадина! Есть щи-те?

      – Не варили…

      – А! все с любовником-то со своим стрескала?

      – Тятенька…

      – Поговори еще! Осподи, что за напасти! Экой я грешник такой!.. Да будьте вы все… – И он, плюнув, вышел во двор распрягать лошадь.

      Поспела завариха, состоящая из ржаной муки, разведенной в горячей воде в чугунке, и сгустившаяся в глиняной латке над огнем, разложенным на шостке. Елена постлала на стол изгребную скатерть, принесла кринку молока, ковригу ржаного хлеба и потом латку с кашей-заварихой. Сняв халат, сапоги, оставшись в рубахе и штанах и перекрестившись, отец сел молча с Ганькой за стол.

      – А ты?

      Села и Елена. Отец привез с собой полусальную свечу, доставшуюся ему из рудника, и, воткнув ее в середину заварихи, стал наблюдать, как растапливается сало; потом семейство стало кушать, запивая молоком. Отец с сыном ели с аппетитом, но Елена не могла есть: ее душили слезы, слезы не наружные, а внутренние. Кто когда-нибудь бывал в страшном горе и не имел возможности плакать при людях, тот знает эти слезы; человек сидит сам не свой, не чувствуя, что кругом делается, в голове словно туман, только и вертятся какие-нибудь два слова; предметы, на которые он смотрит, кажутся теперь или увеличенными, или уменьшенными, – и глотает человек что-то горько-соленое, а грудь ему давит, сердце бьется сильнее… И сколько страданий выражается на лице и в глазах Елены! То ей кажется, что отец, вместо того чтобы почерпнуть деревянной ложкой кашу, хочет ее ударить, и она вздрагивает, то ей убежать хочется из дому куда-нибудь далеко-далеко или уйти в сарай и там выплакать свое горе.

      Сидели все молча. Ганька ел много, как голодная собака, и бессмысленно глядел то на сестру, то на отца. Он не понимал, зачем отец обзывает Оленку нехорошими словами, и ни с того ни с сего ударил ее.

      – Оленка! ты чего не жрешь? – спросил он сестру с участием.

      Отец промолчал, Елена хлебнула ложку и опять перестала есть.

      – Пошла СКАЧАТЬ