Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа. Валентин Лавров

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      – Умные слова раз в год даже попугай произносит, – заключил Соколов.

      Мороз крепчал

      В это время к роялю подошел, словно петь собрался, поэт Брюсов. Был он плоский и невзрачный, словно сушеная тарань. Гости захлопали в ладоши:

      – Просим, прочтите что-нибудь! Просим…

      Брюсов наклонил голову, словно задумался, и вдруг залаял в нос:

      Юноша бледный со взором горящим,

      Ныне даю я тебе три завета:

      Первый прими: не живи настоящим,

      Только грядущее – область поэта.

      Помни второй: никому не сочувствуй,

      Сам же себя полюби беспредельно.

      Третий храни: поклоняйся искусству,

      Только ему безраздумно, бесцельно.

      Раздались аплодисменты, правда жидковатые. Соколову не понравились ни стихи, ни их автор. Он на всю гостиную сказал:

      – Поэт, вы даете самые дурные советы! Что это за «юноша бледный»? Может, лучше читать: «Онанист малокровный со взором горящим». Или он у вас чахоточный, что ль?

      Брюсов взвизгнул:

      – Вы даже не знаете, как выглядят пораженные туберкулезом! У них на щеках горит румянец, хоть и болезненный!

      Соколов рассмеялся:

      – Признаюсь, в чахотке вы лучше меня разбираетесь. Но зачем юноше давать столь вредный совет – «полюбить себя беспредельно»? Чехов точно заметил: кто любит себя, у того нет соперников. Согласитесь, нет на свете более противных людей, чем самовлюбленные.

      Брюсов нервно дернул головой:

      – Это поэзия, это… это… понимать надо.

      – Зачем же поклоняться искусству «безраздумно, бесцельно»? Ну, если только в голове у автора полная пустота, то, конечно, его занятия искусством будут вполне бесцельными и никому не нужными.

      Бальмонт посмеивался, а Брюсов нервно задрожал, он хотел сказать что-то, возразить, ляскнул зубами, выпулил:

      – Полковник, вы… вы – опричник самодержавия!

      Соколов удивленно поднял бровь:

      – Вот как? Стреляться со мной, догадываюсь, вы не можете по причинам ненависти к самодержавию и собственной трусости?

      Немчинова, желая замять начинающуюся ссору, засуетилась, заторопилась. Сказала Бальмонту:

      – Константин Дмитриевич, вы обещали порадовать нас своим новым шедевром. Просим вас!

      Гости захлопали в ладоши:

      – Просим, просим!

      Бальмонт вышел вперед, одергивая на себе фрак. Манерно замер, прикрыл глаза ладонью, словно что-то вспоминая. В зале воцарилась гробовая тишина. И вдруг откинул движением головы рыжие волосы и важно произнес:

      – «Песня о царе». – Снова выдержал паузу и начал читать с площадной дерзостью:

      Наш царь – убожество слепое,

      Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,

      Царь висельник…

      Он трус, он чувствует с запинкой,

      Но СКАЧАТЬ