Любимая мартышка дома Тан. Мастер Чэнь

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ стихи самый неприятный из собравшихся – не очень молодой чиновник на редкость скучной внешности, с длинными, тощими, свисающими до подбородка усами и совершенно не запоминающимся лицом. Чиновник этот (звали его господин Ду) чувствовал себя в нашей блистательной компании неуютно, стыдясь своего не очень нового и слишком жаркого для такой погоды халата. А таких людей я никогда не любил, потому что от ущемленных завистников добра не жди.

      Его творчество, впрочем, было не совсем обычно – стих был как-то вызывающе прост и очень короток. Помнится, речь там шла о заболевшем коне, и концовка звучала примерно так:

      Ты по сути ничем

      Не отличен от прочих коней,

      Ты послушным и верным

      Остался до этого дня.

      Тварь – как принято думать

      Среди бессердечных людей, —

      Ты болезнью своей

      Глубоко огорчаешь меня.

      В принципе в этой простоте что-то было. Но тут чуть раскрасневшаяся от вина Лю кивнула сидевшему рядом со мной очевидному и явному тюрку со строгим лицом, изрытым глубокими морщинами, и грустными зелеными глазами. Он начал читать если не совсем сиплым, как у Юкука, то хриплым и очень звучным голосом:

      Помолись за всадника – его лошадь ушла,

      И он будет ходить по степи, пока не найдет ее,

      Его возлюбленную, его жертву.

      Но реки разлились, размыты дороги,

      Сломались мосты – в панике желания.

      Паника желания? Окружающие начали удивленно поднимать брови. Перевести стих с тюркского на ханьский вообще было дерзким экспериментом. И он явно не получался. У тюрка был стих не классической формы, где одна рифма на сорок строк, и не образец нового сурового стиля, где третья строка должна перекликаться с четвертой, а пятая с шестой быть их «эхом» и так далее. Тюрок делал что-то совсем иное, его слова были как будто изобретены в первый раз, к изумлению самого их автора:

      И сверчки разбивают ему сердце своей песней,

      Когда день рушится в прах,

      А ночь обманывает надежды.

      Монотонно звучал голос этого странного поэта, и я, наверное, был тут единственным, чья тюркская половина откликалась на эти обжигающие своей неожиданностью слова:

      О, сладок и ярок мир, и она – там, на грани тьмы и света,

      Она наступает копытом на луну,

      когда он протягивает к ней руку,

      Она хочет оставаться потерянной навсегда, он хочет того же.

      Кончалась же эта история, впрочем, хорошо: всадник шептал своей возлюбленной лошади на ухо «куда пойдешь ты, туда и я», они «поворачивались как один», превращались в «силуэт на сером западном небе» и – «исчезали как дым, исчезали как эта песня».

      Воцарилось неловкое молчание. Наконец, наиболее дерзкий и изящно одетый юноша, позволявший себе даже не подводить слишком сильно бровей, выговорил:

      – Я надеюсь, это все-таки не о лошади как таковой, дорогой друг?

      За столом раздалось хихиканье.

      До СКАЧАТЬ