– Знаю, знаю! – раздраженно одернул собеседника Хассани.
– …и «цафардеах», что на иврите значит «лягушка».
Хассани прищурился.
– Ну и что?
– У Янсена была одна врожденная особенность – перепончатые пальцы на ступнях. Как у лягушки.
Он говорил быстро, чтобы шеф не успел прервать его очередным язвительным уколом. К его удивлению, Хассани промолчал, подошел к окну, сжав кулаки, как будто держал два невидимых чемодана.
– Я понимаю, что в отдельности эти детали мало что значат, – напирал Халифа, надеясь в конце концов уломать начальника. – Но если рассматривать их в совокупности, для простого совпадения это многовато. А ведь есть еще склад древностей в подвале. Янсену было что скрывать. Им надо серьезно заняться.
Костяшки побелели на кулаках Хассани, так сильно он их сжимал.
– Мы не будем больше тратить на это время, – произнес шеф медленно, и все же от этого низкого, размеренного голоса на душе становилось тяжелее, чем от надрывного крика. – Человека в живых больше нет, а на нет и суда нет. Все ясно?
Халифа посмотрел на него недоверчивым взором.
– А как же Мохаммед Джемаль? Что если за решетку сел невиновный?
– Джемаль умер.
– А его семья? Мы должны…
– Суд признал Джемаля виновным, дьявол тебя забери! – завопил старший инспектор. – Он ограбил старушку и публично в этом сознался.
– Но не в том, что убил ее. Он категорически отрицал свою причастность к убийству.
– Да он же покончил с собой! Что это еще, как не раскаяние?
Хассани подступил на шаг ближе к Халифе.
– Этот парень был виновен. Он, и никто другой. Все это знали – и мы, и он сам.
Его глаза сверкали от бешенства. Но что-то еще было в этом горящем взоре, какая-то песчинка неуверенности и даже отчаяния. Халифа не припомнил, чтобы видел раньше нечто подобное.
– Только не я, – сказал он, закурив сигарету.
– Что?! Повтори!
– Я не считал Джемаля виновным. – Голос Халифы звучал все увереннее. – Ни тогда, ни тем более сейчас. Возможно, Мохаммед Джемаль и ограбил Ханну Шлегель, и все же он точно ее не убивал. Мне стыдно, что в свое время я смалодушничал и промолчал. Более того, мне кажется, в глубине души муки совести терзают и вас, и полковника Мафуза…
Хассани подошел еще ближе к инспектору и с такой силой ударил толстенным кулаком по столу, что стопка бумаг взлетела в воздух, а затем рассыпалась по полу.
– Все, Халифа, терпение мое лопнуло! – вскричал он, трясясь и судорожно подергивая уголками рта. – Сам разбирайся со своими психологическими проблемами, а у меня в участке есть дела поважнее. Последний раз тебе говорю: я не открою дело пятнадцатилетней давности из-за того, что у какого-то взбалмошного идиота, понимаете ли, неспокойно на душе. Ты не привел ровным счетом никаких СКАЧАТЬ