Признательные показания. Тринадцать портретов, девять пейзажей и два автопортрета. Сергей Чупринин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ военные действия в русском экспедиционном корпусе во Франции, вернулся на родину в 1918 году всего лишь прапорщиком…

      Так что «материал», о котором шла речь в письме, вынесенном нами в эпиграф, был действительно неподатлив, «камень» судьбы тверд. Но еще тверже, судя по всему, была воля Николая Гумилева, еще неподатливее, бескомпромисснее был органически свойственный ему инстинкт жизнестроительства, мужественного преодоления – и собственных слабостей, и внешних обстоятельств, и жизненной инерции.

      Неудачи и горести никогда не влекли его к бездеятельной меланхолии, характер закалялся в испытаниях: «Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат», – силы прибывали вопреки, казалось бы, всему, и не случайно столь значимы для поэта образы путешественников, бросающих вызов стихиям, а также зодчих («Я – угрюмый и упрямый зодчий Храма, восстающего во мгле…»), скульпторов, резчиков по камню – тех, словом, кто косную натуру превращает в перл создания.

      Живущих иначе Гумилев либо жалел, либо презирал:

      Как в этом мире дышится легко!

      Скажите мне, кто жизнью недоволен,

      Скажите, кто вздыхает глубоко,

      Я каждого счастливым сделать волен.

      Пусть он придет, я расскажу ему

      Про девушку с зелеными глазами,

      Про голубую утреннюю тьму,

      Пронзенную лучами и стихами.

      Пусть он придет! я должен рассказать,

      Я должен рассказать опять и снова,

      Как сладко жить, как сладко побеждать

      Моря и девушек, врагов и слово.

      А если все-таки он не поймет,

      Мою прекрасную не примет веру

      И будет жаловаться в свой черед

      На мировую скорбь, на боль, – к барьеру!

      И у Гумилева действительно были все основания для гордости. Его личная жизнь, его биография во всем, если позволительно так выразиться, рукотворна.

      И стихи его – тоже рукотворны.

      Но тут, впрочем, нужно объясниться.

      2

      Есть художники, столь щедро одаренные природой, что уже самые первые, начальные их создания дышат гением, пленяют чисто «моцартианской» легкостью и утренней свежестью. Поют, как птицы, звучат, как «богов орган живой», – говорят в таких случаях, и сопротивление материала действительно почти не ощущается в их поэзии, труд, кровь и пот стихотворчества не заметны постороннему глазу, а слова о «периоде ученичества» или, допустим, об «овладении мастерством», «поисках самого себя» лишены сколько-нибудь существенного смысла.

      И есть другие. Они и начинают трудно, и растут медленно, словно бы набирая очко к очку, обретая магическую энергию и духовную зрелость вместе с опытом – человеческим и профессиональным, а вдохновение поверяя мастерством, как алгеброй поверяют гармонию.

      Гумилев, в творческом сознании которого и тенью не присутствовал какой бы то ни было «сальеризм», боготворил поэтов СКАЧАТЬ