На берегах Невы. На берегах Сены. Ирина Одоевцева

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ на другую. Он сохраняет полную неподвижность. Он, кажется, даже не мигает. Только бледные губы шевелятся на его застывшем лице.

      И вдруг он резко меняет позу. Вытягивает левую ногу вперед. Прямо на слушателей.

      – Что это он свою дырявую подметку нам в нос тычет? Безобразие! – шепчет мой сосед-студент.

      Я шикаю на него.

      Но подметка действительно дырявая. Дырка не посередине, а с краю. И полкаблука сбито, как ножом срезано. Значит, у Гумилева неправильная, косолапая походка. И это тоже совсем не идет поэту.

      Он продолжает торжественно и многословно говорить. Я продолжаю не отрываясь смотреть на него.

      И мне понемногу начинает казаться, что его косые плоские глаза светятся особенным таинственным светом.

      Я понимаю, что это о нем, конечно, о нем Ахматова писала:

      И загадочных, темных ликов

      На меня поглядели очи…

      Ведь она была его женой. Она была влюблена в него.

      И вот уже я вижу совсем другого Гумилева. Пусть некрасивого, но очаровательного. У него действительно иконописное лицо – плоское, как на старинных иконах, и такой же двоящийся загадочный взгляд. Раз он был мужем Ахматовой, он, может быть, все-таки «похож на поэта»? Только я сразу не умею разглядеть. Гумилев кончил. Он, подняв голову, выжидательно оглядывает аудиторию.

      – Ждет, чтоб ему аплодировали, – шепчет мой сосед студент.

      – Может быть, кому-нибудь угодно задать мне вопрос? – снова раздается гулкий, торжественный голос.

      В ответ молчание. Долго длящееся молчание. Ясно – спрашивать не о чем.

      И вдруг из задних рядов звенящий, насмешливо-дерзкий вопрос:

      – А где всю эту премудрость можно прочесть?

      Гумилев опускает тяжелые веки и задумывается, затем, будто всесторонне обдумав ответ, важно произносит:

      – Прочесть этой «премудрости» нигде нельзя. Но чтобы подготовиться к пониманию этой, как вы изволите выражаться, премудрости, советую вам прочесть одиннадцать книг натурфилософии Кара.

      Мой сосед студент возмущенно фыркает:

      – Натурфилософия-то тут при чем?

      Но ответ Гумилева явно произвел желаемое впечатление. Никто больше не осмелился задать вопрос.

      Гумилев, выждав немного, молча встает и, стоя лицом к зрителям, обеими руками возлагает себе на голову, как корону, оленью шапку. Потом поворачивается и медленно берет со стола свой пестрый африканский портфель и медленно шествует к боковой дверце.

      Теперь я вижу, что походка у него действительно косолапая, но это не мешает ее торжественности.

      – Шут гороховый! Фигляр цирковой! – возмущаются за мной. – Самоедом вырядился и ломается!

      – Какая наглость, какое неуважение к слушателям! Ни один профессор не позволил бы себе… – негодует мой сосед-студент.

      – Я чувствую себя лично оскорбленной, – клокочет седая дама. – Как он смеет? Кто он такой, подумаешь!

СКАЧАТЬ