На берегах Невы. На берегах Сены. Ирина Одоевцева

Чтение книги онлайн.

      Мы с Гумилевым часто ходили гулять не только летом, но и осенью, и даже зимой.

      В Летнем саду мы бывали редко. Летний сад был гораздо дальше, хотя в то время мы «расстоянием не стеснялись». Сейчас кажется совершенно невероятным, что мы, преодолевавшие не меньше пятнадцати верст в день, еще находили силы для прогулок – силы и охоту.

      Таврический сад. Снег скрипит под ногами. Как тихо, как безлюдно. Мы одни. Кроме нас, нет никого. Ни у кого нет ни времени, ни желания гулять. Только мы и вороны на снежных деревьях.

      Гумилев читает свои стихи:

      И тем же тоном:

      – Воронам не нравится. Вот они и каркают.

      – Вороны глупы и ничего не понимают в стихах, – говорю я. – На свою голову каркают! На свою!..

      Мы подходим к пруду и, держась друг за друга, спускаемся на лед.

      – Здесь я когда-то каталась на коньках.

      – Совсем не нужно коньков, чтобы кататься, – заявляет Гумилев и начинает выделывать ногами замысловатые фигуры, подражая конькобежцам, но, поскользнувшись, падает в сугроб. Я стою над ним и смеюсь, он тоже смеется и не спешит встать.

      – Удивительно приятно лежать в снегу. Тепло и уютно. Чувствую себя настоящим самоедом в юрте. Вы идите себе домой, а я здесь останусь до утра.

      – Конечно, – соглашаюсь я. – Только на прощание спрошу вас:

      И уйду. А завтра

      Но он уже встает, забыв о своем желании остаться лежать в сугробе до утра, отряхает от снега доху и спрашивает недовольным тоном:

      – Почему вы цитируете Блока, а не меня?

      Мы выбираемся на берег. Еще день и совсем светло. Но на бледно-сером зимнем небе из-за снежных деревьев медленно встает большая круглая луна. И от нее в саду еще тише, еще пустыннее. Я смотрю не отрываясь на луну. Мне совсем не хочется больше смеяться. Мне грустно, и сердце мое сжимается, как от предчувствия горя. Нет, у меня никогда не будет горя! Это от луны, – уговариваю я себя. И будто бессознательно желая задобрить луну, протягивая к ней руки, говорю:

      – Какая прелестная луна!

      – Очень она вам нравится? Правда? Тогда мне придется… Вы ведь знаете, – важно заявляет он, – мне здесь все принадлежит. Весь Таврический сад, и деревья, и вороны, и луна. Раз вам так нравится луна, извольте…

      Он останавливается, снимает оленью ушастую шапку и отвешивает мне церемонный поклон:

      – Я вам луну подарю. Подарок такой не снился египетскому царю.

      Много лет спустя, уже после войны, в Париже, я вставила его тогдашние слова в свои стихи.