По следам предков. Елена Александровна Асеева

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ выдыхая из-под себя клубы пепельной пыли, копыта лошадей, подошвы солдатских сапог так, будто уже тогда все заволакивали пожарища, оставленные фашистскими бомбежками. Свинцовая порошина не просто клубилась, она поднималась вверх, застилала глаза, покачивалась потоками в воздухе и оседала на потных лицах, оставляя на них черные, как и сама жизнь, полосы. Еще долгое время Миши снились и слышались хриплые окрики солдат, ржание лошадей, вой бабских голосов и безостановочный гул небес, вроде там висела огромная злобная тварь, жаждущая сожрать и саму Землю, и все живое на ней.

      С той же четкостью, точно являющийся последним, и потому особенно отчетливым, фрагментом, мальчик помнил лицо отца. Оно было такое же узкое, как и у него, с чуть выступающей нижней челюстью и высоким большим лбом, однотипным носом с небольшим бугорком посередине и обращающими на себя ярко-синими глазами. Но тогда и светлая кожа Андрея Митрофановича, и узкие скулы с легкой щетиной, и полные губы испещрили тончайшие грязно-серые полосы, будто он давно не мылся или горько плакал. Лежащий волной чуб, выбивающийся из-под синей фуражки с красным околышем, указывал на его принадлежность к войскам донских казаков.

      Они тогда не дошли до Суровикино, видимо, потому как на подступах к хутору уже шли ожесточенные бои с фашистскими частями. Андрей Митрофанович оставил сына у незнакомых людей в небольшом хуторе, в надежде, что о нем смогут позаботиться, а сам присоединился к действующей армии. За Мишей никто не пришел и после битвы в Сталинграде, после отступления немцев, освобождения Донской земли. Не пришел потому, как еще тогда в сорок втором в июле в Суровикино погибли все близкие Турским, оставив сиротами не только Мишу, но и его отца.

      Память мальчика не сохранила расставания с отцом, не сберегла первые дни без него. Однако с особой и видимо болезненной ясностью она являла ему отдельные эпизоды самой его жизни у чужих людей, за три года, что он там находился, заменивших ему семью. И в той достаточно большой казачьей семье староверов, все еще живущих своим укладом у берегов широкого, как степная русская песня, Дона, для мальчика стал особенно памятен глава семьи, старый дед Кузьма. Убеленный сединами и такой же густой, кудревато-пепельной бородой и усами, словно прикрывающей нижнюю часть лица, а потому и оставившей для наблюдения лишь длинный, мясистый нос с большими ноздрями, да крупные, чуть раскосые глаза, чья серая радужка, совпадала цветом с таким же пепельным, затянутым дымом пожарищ небосводом. Кожа деда Кузьмы с медноватым отливом, сплошь изъели тонкие, короткие морщинки так, что сами впадинки казались в них черными. Высокий, широкоплечий, он все еще хранил мужскую силу, как и свою семью, которая осталась на нем после ухода сыновей на войну.

      Дед запомнился Мише еще и потому как неизменно вечером толковал малышне, не только родным внучатам, но и ему, чужому по крови, но не по сути мальчонке, казачьи сказки. СКАЧАТЬ