Мой Милош. Наталья Горбаневская

Чтение книги онлайн.

      Я шел по лесу, вёсла на плече.

      Мне вслед зафыркал дикобраз из сучьев.

      Присутствовал и филин, мой знакомый,

      Эпохе неподвластный и пространству,

      Всё тот же самый Bubo из Линнея.

      Америка моя – в мехах енота,

      С его глазами в черных ободках.

      Бурундучком в валежнике мелькает,

      Где повитель над черною землею

      Свила лириодендрона стволы.

      Ее крыло – окраски кардинала.

      Клюв приоткрытый – как из-под куста

      Шипит, в парý купаясь, пересмешник.

      Стеблистость мокасиновой змеи,

      Переправляющейся через реку.

      Она гремучкой под цветами юкки

      Совьется в груду крапинок и пятен.

      Америка мне стала продолженьем

      Преданий детства о глубинах чащи,

      Повествовавшихся под пенье прялки.

      И, заводя square-dance’а хоровод,

      Играют скрипки, как в Литве играли.

      Моя танцóвщица – Бируте Свенсон,

      Из Ковно родом, замужем за шведом.

      И тут ночная бабочка на свет

      Влетает, в две ладони шириною

      И глянцево-прозрачно-изумрудна.

      А почему бы нам не поселиться

      В природе, пламенистой, как неон?

      Не задает ли нам работы осень,

      Зима, весна и мучащее лето?

      Нам не расскажут воды Делавара

      Ни о дворе блестящем Сигизмунда,

      Ни об «Отъезде греческих послов».[24]

      И, не разрезан, Геродот пылится.

      И только роза, символ сексуальный,

      Она же символ неземной любви,

      Откроет неизведанные бездны.

      О ней-то мы во сне напев услышим:

      В глубинах розы есть дома златые,

      Ручьи льдяные, черные протоки.

      Персты рассвета на вершинах Альп,

      А вечер с пальм стекает на заливы.

      А если кто умрет в глубинах розы,

      То вереница веемых плащей

      Дорогой пурпурной несет его с горы,

      Дымятся факелы в пещерах лепестков,

      И будет он схоронен в недоступной

      Завязи цвета, у истока вздоха,

      В глубинах розы.

      Пусть месяцев названья то и значат,

      Что значат. Да ни в коем залп «Авроры»

      Не длится. И ночной бросок хорунжих[25]

      Ни одного не заразит. На память

      Пускай хранится, как в шкатулке веер.

      И почему бы на столе дощатом

      Нам не писать по-старосветски оды

      И славить звездный календарь, сгоняя

      Жука с бумаги кончиком пера?