Численник. Ольга Кучкина

Чтение книги онлайн.

      Она сказала: я приготовлю вам реверс.

      И я поняла, что это прекрасно.

      Детство Люверс и Сиверс мчалось на север.

      На юг тащилось могущественное лекарство.

      Мой бред блистал ослепительно ярко,

      пылая диалогами вдохновенно,

      за ремаркой следовала ремарка,

      и пылала уже вся сцена.

      Я рвалась на Запад, оставаясь Востоком,

      магнитные полюса плавились,

      так что казалось, мозг брызнет,

      мои девочки были далеко,

      а мне требовался ресурс жизни.

      Судьба, присев, сделала книксен. Или реверанс.

      И приблизился ренессанс.

      Жили-были Алеша и Никита,

      любили своих баб и пап примерно равно,

      но второй делал все шито-крыто,

      а первый – открыто и своенравно.

      Папа один был в сынка – хитрый и во всем участный,

      и другой в своего сынка – вопросами озадаченный,

      один прислонялся к власти всеми местами страстно,

      второй – местами и не всегда удачно.

      Первый был гимнюк, а другой – не то, что помыслили,

      один скоро сгорел, а второй – долгожитель,

      сирота-художник горючими заряжен искрами,

      сынок-умелец удачно вписался в события.

      Один любил искусство в себе, а другой – себя в искусстве,

      а еще власть в себе и себя во власти,

      оба поскользнулись на чистом чувстве —

      чистые напасти.

      Ловкач использовал клаку-клоаку,

      чтобы художника посильнее умыли,

      а художник, как пацан, чуть не плакал.

      Такие подлые времена были.

      Какие-то старые платья,

      на розовом желтые пятна,

      флаконы, записочки, клятвы

      в коричневых ящичках, кратно

      количеству лет, проведенных

      под шелковым абажуром, —

      слегка прорисовка пилонов

      и целая жизнь контражуром.

      Какие-то рюмки и рамки,

      и тень шелестящей походки,

      повсюду пометы, помарки,

      как след уходящей подлодки.

      Какой-то хозяйственный мусор

      за окнами и занавеской,

      коробка, и скрепка, и бусы, —

      рукою достать только детской.

      Там палец уперся в ложбинку,

      тут свет по предметам плутает,

      а сверху паук в паутинку

      картинку навек заплетает.

      Тяжелая ткань – нараспашку.

      Косую проплешину света

      художница в мелких кудряшках

      рисует, влюбленная в это.

      Доктор Ложкин по коленке не стучал,

      глаз не выдавливал и не кричал,

      а, почесывая пальцем одно из двух СКАЧАТЬ