Осенние праздники. Избранные стихи. Анна Гедымин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ  – вынесут из страны ногами вперед и саму повязавшую всех советскую власть, и за эти первые тридцать лет жизни – разве не счастье было предложено юной пионерке (председателю совета отряда) и, надо думать, истой комсомолке, которая спокойно окончила школу, потом университет…

      Из школы – на всю жизнь – воспоминание:

      Ты помнишь? – детство, стриженые ногти,

      Огромный бант, умолкший третий класс…

      Горнист, волнуясь, врет на каждой ноте…

      Так в пионеры принимали нас…

      А семья?

      Мандариновый запах елки, семья и школа…

      А коммунальный ад с соседями? Почему же «ад»?

      У других если родина – значит луга, перелески,

      У меня – коммуналка, Арбат сквозь дыру в занавеске.

      Дыра в занавеске так же важна и достоверна, как родная московская улица, видная сквозь эту неустранимую дыру. Как то, что горнист – врет. От счастья.

      Дальше: между заветным дипломом журфака и началом литературной работы – требующий тонкой филиграни пальцев опыт работы сборщицей схем на заводе. Эта филигрань из памяти перетекает через кончики пальцев в строки стихов, в сотни публикаций в московской, общероссийской и всесоюзной периодике, в полдюжины стихотворных книг, литературных премий и прочих свидетельств счастливой судьбы, иногда и неотличимой от других счастливых литературных судеб, если бы не имя…

      …Завораживающее имя, долетевшее к нам из веков литовско-польской старины в виде паспортной фамилии – Гедымин, за поэтический шарм которой иная служительница Эвтерпы отдала бы полцарства.

      Но если пращуры поэтессы Анны носили это имя с честью, подкрепляя честь оружием во времена Ягайлы и Костюшки… а дед ее, едва не сгинувший во времена Ежова и Берии на Беломорканале и мыкавшийся после срока за сто первым километром, все-таки сумел сохранить и передать великое имя по наследству – то отец Анны, инженер уже послевоенных советских времен, с детства получал от своей любящей мамы то одну фамилию, то другую и таким образом делил царство надвое. В периоды антидворянских гонений, как пишет Анна, он из Гедымина превращался в Хайкина (по матери), а в периоды гонений антисемитских опять делался (по отцу) Гедымином.

      В итоге скрупулезного генеалогического исследования Анна Гедымин обнаружила в своих жилах четыре явных крови: литовской – четверть, еврейской – еще четверть, а в другой половине: русской – три восьмых, немецкой – одна восьмая, да еще греческой – за давностью колен почти уже неразличимый процент.

      Есть отчего прийти в восторг и пропеть осанну дружбе народов, осчастлививших Анну таким богатством? А может, напротив, ощутить подземные толчки от того, как бьются неуемные предки в своих могилах?

      Интересно, что в стихах Анна Гедымин предков прямо не воспевает. И даже не поминает. Кроме одного известного мне стихотворения:

      Будто видела – помню об этом дне:

      Говорили: «Красные входят в город».

      Это предок мой на гнедом коне

      Мчал за криком своим, разорвавшим ворот.

      Победитель! Его не задержит лес,

      Не сломают ветра, не утопят реки…

      Но другой мой предок наперерез

      Выходил – остаться в бою навеки…

      Наперерез… Кто же из них – навеки – победитель? И каким он будет сниться потомкам? И будет ли в этой горькой встрече – побежденный? И каким его запомнит правнучка?

      Два врага погибли – и две строки

      Родословная вносит в свои скрижали.

      До сих пор сжимаю я кулаки,

      Вспомнив предков – чтоб руки не так дрожали.

      Я поповская правнучка – и княжна,

      На конюшне прапрадед мой был запорот…

      Так – о боже! – что чувствовать я должна,

      Если снится мне: красные входят в город?..

      Так сон этот – счастливый или страшный?

      А земля, упокоившая этих посеченных, заколотых, запоротых предков, – покрывает их всех без разбора? И после грозы в самом деле воцаряется мирный пейзаж с ручейком, журчащим в овраге, и мухами, поющими в застывшем от жары воздухе?

      Как же мука была велика

      Без движения, звона и влаги,

      Если вдруг появилась река

      В этом старом недобром овраге!

      Это – из первой книги. Если не знать, если не настраиваться, не помнить, что за пределами мирного пейзажа «повстречались две равные муки», – так и не почувствуешь отчаяния. Но если знать, помнить – то в любом пейзаже земля бугрится взрывами боли. И в ранних стихах, и в поздних. И там, где цветут «Каштаны на Калининском». И там, где цветет в земле, пахнущей металлом, шиповник, «прекрасный, точно перед смертью».

СКАЧАТЬ