Тишина и в рыбацком поселке. Рыбаки ушли на ловлю, дети спят и только беспокойные женщины, собравшись у домов, разговаривают тихо, медлят отойти ко сну, за которым всегда стоит неизвестность. Свет моря и неба позади домов, и дома и темные крыши их черны и остры, и нет перспективы: и дальние и близкие стоят рядом, как бы входят один в другой, обнимаются крышами и стонами, жмутся друг к другу, охваченные тем же беспокойством вечной неизвестности. Тут же и маленькая церковь, боковая стена ее, сложенная грубо из гранитных необтесанных камней, с глубоким затаившимся окном.
Осторожный звук женских голосов, смягченных беспокойством и наступающей ночью.
– Сегодня можно спать спокойно. Море тихо, и прибой бьет как часы на колокольне у старого Дана.
– Они придут с утренним приливом. Муж сказал, что они придут с утренним приливом.
– А может быть с вечерним: лучше думать так, чтобы не ждать напрасно.
– Но печь надо топить.
– Когда мужчин нет в доме, то не хочется зажигать и огня. Я никогда не зажигаю огня, даже когда не сплю, мне кажется, что огонь приносит бурю. Лучше притаиться и молчать.
– И слушать ветер? Нет, это страшно.
– А я люблю огонь. Я и спать хотела бы при огне, но муж не позволяет.
– Почему не идет старый Дан? Уже пора вызванивать часы.
– Сегодня Дан будет играть в церкви: он не терпит тишины, как сегодня. Когда море ревет, Дан прячется и молчит – он боится моря. Но стоит волнам умолкнуть, Дан тихонько выползает и садится за свой орган.
Женщины тихо смеются.
– Он упрекает море.
– Жалуется на него Богу. Он очень хорошо жалуется: хочется плакать, когда он рассказывает Богу о погибших в море. Мариетт, ты видела сегодня Дана? Отчего ты молчишь, Мариетт?
Мариетт, приемная дочь аббата, в доме которого живет и старый Дан, органист. Задумавшись глубоко, Мариетт не слышит вопроса.
– Мариетт, ты слышишь? Анна спрашивает тебя, видела ты сегодня Дана?
– Да, кажется. Не помню. Он в своей комнате. Он не любит уходит из комнаты, когда отец уезжает на рыбную ловлю.
– Дан любит городских священников. Он никак не может привыкнуть к тому, что священник ловит рыбу, как простой рыбак и уходит в море с нашими мужьями.
– Он просто боится моря.
– Как хотите, но, по моему мнению, у нас – самый лучший в мире священник.
– Это правда. Я его боюсь, но люблю, как отца.
– Прости меня Бог, но я гордилась бы и радовалась постоянно, если бы была его приемной дочерью. Слышишь, Мариетт?
Женщины тихо и ласково смеются.
– Ты слышишь, Мариетт?
Мариетт отвечает:
– Слышу. Но разве вам не надоело смеяться все над одним и тем же? Да, я его родная дочь – неужели это так смешно, что вы будете смеяться всю жизнь!
Женщины смущенно оправдываются.
– Но он сам смеется над этим.
– Аббат любит пошутить. Он так смешно говорит: моя приемная дочь, а потом бьет кулаком и кричит: родная, а не приемная. Пусть хоть лопнет папа от злости; а она моя родная дочь.
Мариетт. Я никогда не знала моей матери, но ей было бы неприятен этот смех. Я чувствую это.
Женщины замолкают. Равномерно и глухо с правильностью большого маятника, ударяющего о берега, бухает прибой. Все еще падает на небе неведомый город, объятый огнем и дымом, и все не может упасть; и ожидает море. Мариетт поднимает опущенную голову.
– Ты что хочешь сказать, Мариетт?
– А тот не проходил? – спрашивает Мариетт тихо.
Женщина пугливо говорит.
– Тише! Зачем вы говорите о нем, я его боюсь.
– Нет, не проходил.
– Прошел. Я видела из окна, как он проходил.
– Ты ошиблась, это был кто-нибудь другой.
– Кому здесь быть другому? И разве можно ошибиться, если хоть раз увидишь, как он шагает. Других таких шагов нет ни у кого.
– Так ходят морские офицеры, англичане.
– Нет, разве я не видала в городе морских офицеров? Они ступают твердо, но открыто, им может поверить СКАЧАТЬ