Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади. Наталья Горбаневская

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ на месте. Я подумала: если вдруг меня решили не забирать, я останусь тут до часу дня и потом уйду.

      Но вот раздалось требование дать проход, и впереди подъезжающей «Волги» через толпу двинулись мужчина и та самая женщина, что била Павла сумкой, а после, стоя в толпе, ругала (и, вероятно, запоминала) тех, кто выражал нам сочувствие. «Ну, что собрались? Не видите: больной человек…» – говорил мужчина. Меня подняли на руки – женщины рядом со мной едва успели подать мне на руки малыша, – сунули в машину – я встретилась взглядом с расширенными от ужаса глазами рыжего француза [Клода Фриу, которого я видела накануне демонстрации у Ларисы Богораз], стоявшего совсем близко, и подумала: «Вот последнее, что я запомню с воли», – и мужчина, указывая все на ту же женщину, плотную, крепкую, сказал: «Садитесь – вы будете свидетелем». – «Возьмите еще свидетеля», – воскликнула я, указывая на ближайших в толпе. «Хватит», – сказал он, и «свидетельница», которая, кстати, нигде потом в качестве свидетеля не фигурировала, уселась рядом со мной. Я кинулась к окну, открутила его и крикнула: «Да здравствует свободная Чехословакия!» Посреди фразы «свидетельница» с размаху ударила меня по губам. Мужчина сел рядом с шофером: «В 50-е отделение милиции». Я снова открыла окно и попыталась крикнуть: «Меня везут в 50-е отделение милиции», но она опять дала мне по губам. Это было и оскорбительно, и больно.

      – Как вы смеете меня бить! – вскрикивала я оба раза. И оба раза она, оскалившись, отвечала:

      – А кто вас бил? Вас никто не бил.

      Машина шла на Пушкинскую улицу через улицу Куйбышева и мимо Лубянки. Потом я узнала, что первые машины ехали прямо на Лубянку, но там их не приняли и послали в 50-е отделение милиции. Мужчина по дороге сказал шоферу: «Какое счастье, что вы нам попались». А когда доехали, шофер сказал этому «случайному представителю разгневанной толпы»: «Вы мне путевочку-то отметьте, а то я опаздываю».

      – Как ваша фамилия? – спросила я женщину в машине.

      – Иванова, – сказала она с той же наглой улыбкой, с которой говорила «Вас никто не бил».

      – Ну конечно, Ивановой назваться легче всего.

      – Конечно, – с той же улыбкой.

      Рассказ Тани Баевой, восьмого участника демонстрации

      На следствии я сказала: «Была случайно». Почему? Почему я не побоялась идти на площадь и почему впоследствии отреклась?

      24-е, вечер. Я знаю, что пойду, решила сразу. Почему? Понимание и возмущение, основанное на понимании, пришли позже. Я понимала интуитивно, что совершено насилие, что моя страна вновь становится жандармом Европы. И еще я понимала – идут мои друзья. Я пошла с друзьями.

      Они пошли с Чехословакией. Они отдавали свою свободу Чехословакии. А я отдавала ее друзьям.

      Я понимала, что впереди лагерь. Я готовилась к этому. Поздно ночью я чистила свою квартиру[3] и писала письма друзьям и родителям (они были в отъезде). В решении своем я не сомневалась.

СКАЧАТЬ