Vremena goda. Анна Борисова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ двух недель назад, на меня снизошло озарение, позволившее мне встречаться с Давидом каждый день. До того моё существование делилось на светлые даты – когда я с ним разговаривала – и темные, когда для встречи не находилось предлога.

      Я знала, что Каннегисеры распродают последние вещи, даже из одежды почти ничего не осталось. Среди прочего давно сгинул и памятный белый шарф. Но мне, как всякому сытому, не приходило в голову, что рядом кто-то может недоедать – уж особенно принц.

      И вот Давид, как всегда со смехом, сказал:

      – Папочка, мудрец сионский, выкинул хлеб, который я купил на последние рубли! Сегодняшний обед перенесся на завтрашний ужин.

      – Выкинул хлеб? Зачем?

      – Потому что Тора велит накануне пасхи устранить весь хамец из дома. Вот он, мудрец сионский, и оставил меня зубами щелкать.

      Я уже знала, что хамец – это всё квасное, сделанное на дрожжах.

      – А кроме хлеба у вас ничего нет?

      – Воск от папочкиных свечек.

      Только теперь я заметила, как Давид похудел за время нашего знакомства. Его матовая кожа стала почти прозрачной, а голубые тени под глазами, казавшиеся мне такими аристократичными, оказывается, объяснялись самой неромантичной причиной – недоеданием.

      «Дура, эгоистка! – обругала я себя. – Только о себе думаешь!»

      А в следующий миг меня осенило. [Глядя на Сашеньку Казначееву из своего дальнего сегодня, я думаю, что уже тогда обладала полезным, хоть и стыдноватым даром – извлекать практическую пользу даже из возвышенных порывов души. ]

      В тот же день, вернувшись домой, я объявила родителям, что бойкот закончен.

      В феврале отец дал на службе подписку, что будет сотрудничать с Советской властью и обязался «сочувствовать делу пролетариата». За это ему и таким, как он, стали выдавать «наркомфиновский паек». Продуктов в открытой продаже становилось всё меньше, а те, что еще оставались, можно было купить лишь по совершенно заоблачным ценам. Отец же каждую неделю приносил что-нибудь съестное: крупу, масло, сало, иногда консервы. Мы жили сытнее многих. То есть они, родители – но не я. Принципы не позволяли мне даже прикасаться к этой иудиной мзде. С отцом я перестала разговаривать. Матери разрешала кормить меня только тем, что покупалось в лавках или на рынке.

      Бедные папа с мамой были сами не свои от счастья, когда я вдруг сменила гнев на милость. Твердое условие – что есть я буду не за общим столом, а у себя в комнате – было принято беспрекословно.

      Уже вечером я подкараулила Давида возле подъезда.

      – На вот, – сказала я небрежно, со смехом. – Сало к вашей еврейской пасхе.

      Он развернул бумагу, блаженно понюхал, но – принц есть принц – спросил:

      – А ты?

      – Во-первых, не люблю. Во-вторых, у нас много. Папаше диктатура пролетариата выдает.

      Подражая Давиду с его жалеюще-насмешливым отношением к отцу, я своего стала называть противным словом «папаша».

      С тех пор СКАЧАТЬ