Название: «Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы
Автор: Алексей Букалов
Издательство: Алетейя
Жанр: Биографии и Мемуары
isbn: 978-5-90670-505-1
isbn:
Об Африке моей он объявил еще в первой главе «Евгения Онегина», мечтая о побеге из «сумрачной России» (о которой будет, однако, «вздыхать»). «Маню ветрила кораблей», – а в мечтах «Италия златая» и (может быть, несколько иронически) «Африка моя». Впрочем, в первом издании романа в стихах к этим словам вовсе не ироническое примечание: «Автор, со стороны матери, происхождения африканского…» Молодой поэт, ставший уже первым поэтом России, объявляет читателям, миру о своем африканстве.
Строфа о побеге открывается строкой: «Придет ли час моей свободы?»
Свободы физически передвигаться в пространстве он так и не дождется.
Пушкин всю жизнь – невыездной. Куда ни просился у царя – в Италию, во Францию (в Китай тоже просился), – отказ. В Полтаву захотел – и в Полтаву не пустили. Даже на поездку из Петербурга в Москву требовалось разрешение.
На Кавказский театр войны, в 1829 году, он уехал, не спросясь. («Из этого выйдет, что после первого же случая ему будет назначено место пребывания».)
В «Путешествии в Арзрум» читаем: «Перед нами блистала речка, через которую мы должны были переправиться. «Вот и Арапчай», – сказал мне казак. Арапчай! Наша граница! Это стоило Арарата. Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда еще не видал я чужой земли. Граница имела для меня нечто таинственное, с детских лет путешествия были моею любимою мечтою. Долго вел я потом жизнь кочующую, скитаясь то по югу, то по северу, и никогда еще не вырывался из пределов необъятной России. Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван, я всё еще находился в России».
Но поэзия не знает государственных границ и не останавливает коня на завоеванной территории.
В Болдинской глуши счастливой осенью 1830 года воображение уносит Пушкина в средневековую Германию, в Вену 18-го столетия, в чумной Лондон 1660-х годов, в вечный Мадрид Дон-Гуана. А за окном – «избушек ряд убогий, за ними чернозем, равнины скат отлогий, над ними серых туч густая полоса»…
Тремя годами позже там же, в Болдине, он обрывает стихотворный отрывок «Осень» недописанной строфой-строкой: «Плывет… Куда ж нам плыть?..» Корабль Поэзии замер вознесенный на гребень волны: Вдохновение, Творчество обращены в бесконечность.
Но поначалу, в черновой рукописи «Осени» – пробы продолжения. Пушкин намечает географию своих раздумий: «Египет колоссальный», Эллада, Италия (:»тень Везувия»), «скупая Лапландия», «младая Америка», «скалы дикие Шотландии печальной», «Швейцарии ландшафт пирамидальный» (но тут же – Кавказ, Молдавия и… губерния Псковская).
Болдинской осенью 1833-го вместе с «Историей пугачевского бунта» (только что, с высочайшего дозволения, проехал по местам восстания – побывал на Волге, на Урале, в Оренбурге) пишутся две самые петербургские повести – в стихах и в прозе: «Медный всадник» и «Пиковая дама», и тут же поэма «Анджело» на тему драмы Шекспира «Мера за меру» – действие пьесы (соответственно, поэмы) разворачивается «в одном из городов Италии счастливой».
Мечту Пушкина об Италии Анна Андреевна Ахматова назвала «заветнейшей и любимейшей мечтой его жизни».
Стихотворение «Для берегов отчизны дальной» Пушкин пишет опять-таки в деревне. Последние числа ноября (по-нынешнему уже декабрь), а заветная мечта уносит его в тот дальний край, «где неба своды // Сияют в блеске голубом, // Где тень олив легла на воды»… Одна строка, единственная подробность, – но такой достоверной, такой поэтической Италии, как эта, угаданная воображением Пушкина и запечатленная одной строкой, единственной подробностью, в русской поэзии, кажется, больше и не было. «Тень олив»…
В «Береге дальнем» объединены под общей обложкой и общим названием две широко известные и любимые читателем книги Алексея Букалова – «Пушкинская Италия» и «Пушкинская Африка». Обе книги, хотя и вобрали в себя обширный материал, накопленный и обдуманный прежними исследователями, явились новым словом в пушкиноведении, стали по-своему основополагающими в том его разделе, который можно обозначить, как Пушкинская география.
Эта география чаще всего (оно и понятно) ведет свои поиски в местах, хранящих память живого, физического присутствия Пушкина. Москва и Петербург, Молдавия, Крым, Кавказ, Одесса, Оренбург, губернии Псковская и Тверская… – здесь, похоже, определена каждая верста, отмеченная пребыванием Поэта, как в творчестве его высмотрены едва ли не всякая строка, не всякое слово, до этих – пушкинских – мест относящиеся.
«У каждого есть своя тропинка к Пушкину, а у вас целых две – африканская и итальянская…» – благословил нашего автора академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. Тропинки, по которым ходит Алексей Букалов, не исхожены. Он работает на территориях, где Пушкину «живьем» бывать не приходилось, но где, как убеждаемся, СКАЧАТЬ