– Хлеб у тебя не пересидит, хозяюшка?
Кто у них тут хозяйка? Ага, вот эта, в белой кофточке. На руках малое, и она не сидит, а возле своего мужика стала, так ей смелее. Дернулась идти и тут же на дядьку глянула.
– Ладно, тетка, я горячего хлеба не ем. Мне одна старуха на всю жизнь объяснила: живот спячэцца и будешь качацца, пакуда спруцянеешь! А я все живой. Выходила, спасибо ей, старуха. Вы тут молодцы, не голодали, хлебный дух не выводился.
– Усяк бывало, по-рознаму.
О, ты и говорить умеешь, дядя! Жадно сосет окурок, будто сейчас из губ у него выхватят, скоро усы затрещат, обсмалит. Надымарил – один за колхозное собрание. Сколько же тебе, дядя? Лет тридцать, хотя и замаскировался бородой, – самый бандит. А такой невиноватый, такой колхозник: ничего и никого, он только покурит, он подымит! А потом что?.. Руки дрожат, аж за колени хватается. Так бы и вцепился, так и вцепился бы! Сиди, дядя, пока не побрызгал на тебя, на горячего, вот из этой штуки. Змитер хитер, но и Тупига не дурак – слышал такое?.. Стать вот там. Пройти туда-сюда, прогуляться, а стать там. Чтобы и на кровати, и под кроватью, и на печке… Гад, француз, сколько же ты насобирал их? Глазенки, глазенки из-за бабьих плечей да пятки черные, как у ежика…
Что, что у тебя там?.. Снова забеспокоился дядька. Цигарка, огонь в зубах, а он баночку от гуталина достал, перетирает самосад пальцами. Или гостю предложишь? Нет времени с тобой тут раскуривать!
Тебе, может, и некуда спешить, а у нас расписание, начальство ждет.
– У вас тут на стенке целый колхоз.
Под стеклом – и даже в рамке! – большущая икона родни. И все такие серьезные, таращатся, как на пулемет! Бабы, мужики – все в новых рубахах, а один, молодой, даже в шляпе.
– Говорю, родни у вас, как у буржуев!
Говори не говори – молчат и смотрят неподвижно, как с карточки. Не кричишь, не наставляешь пулемет, но эти бабы такой народ – заранее все чувствуют. Ожила вдруг хозяйка, даже зарумянилась, а глаза неподвижные.
– Ага, я сейчас, я хутенька – хлеб вам достану.
Почувствовала, что гостю уже нечего делать. Сейчас, она сейчас! Побежит и отдаст хлеб, а ты уходи от ее детей. И другие бабы на нее все посматривают, от нее чего-то ждут. Толковая, наверно, молодка. Во, какая белая да чистая рубаха на мужике. Ухоженный. Ишь, чмур, пристроился! Люди кровь проливают, а он греется возле молодицы. Надел белую рубаху, и его не трожь. С него и начать. Вот удивится. Глаза у них всегда делаются удивленные-удивленные… Следи, следи, все равно не уследишь. СКАЧАТЬ