М. Н. Ермолова. Влас Дорошевич

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ орыми вас засыпают сегодня московские критики, – примите скромный букет, – скорее «пучок», – воспоминаний

      – Старого москвича.

      И если, беря его, вам покажется, что вы слегка, чуть-чуть укололи себе руку, – это вам только покажется!

      Это не колючая проволока, на которой держатся искусственно взращённые цветы, – это свежие отрезы стеблей живых цветов.

      Маргарита, это букет вашего Зибеля.

      Старого Зибеля!

      Пою восьмидесятые годы.

* * *

      – Где вы получили образование?

      – Ходил в гимназию и учился в Малом театре.

      Так ответили бы сотни старых москвичей.

      Малый театр:

      – Второй московский университет.

      И Ермолова – его «Татьяна».

* * *

      Ваш бенефис.

      «Именитая» Москва подносит вам браслеты, броши, какие-то сооружения из серебра, цветочные горы.

      В антракте рассказывают:

      – Вы знаете, фиалки выписаны прямо из Ниццы!

      – Да ну?

      – Целый вагон! С курьерским поездом. Приехали сегодня утром.

      А там, на галерее, охрипшие от криков:

      – Ермолову-у-у!!!

      смотрят на это с улыбкой:

      – Зачем ей всё это?

      Комната на Бронной.

      3 часа ночи.

      Накурено.

      В густом тумане десять тёмных фигур.

      И говорят… Нет! —

      И кричат об Ермоловой.

      – Она читает только «Русские Ведомости».

      – И «Русскую Мысль».

      – Гольцева!

      – Вы знаете, она ходит в старой, ста-арой шубе.

      – Да что вы?

      – Натурально.

      – Как же иначе?

      И ездит на извозчике.

      Другие артисты в каретах, а она на извозчике!

      И берёт самого плохого.

      На самой плохой лошади!

      Которого никто не возьмёт.

      И расспрашивает его дорогой про его жизнь.

      И даёт ему, вместо двугривенного, пять рублей.

      – Пять рублей! Просто – помогает ему!

      Она думает только о студентах и курсистках.

      И когда захочет есть…

      Да она почти никогда и не обедает!

      – Время ли ей думать о пустяках?

      Она просто говорит: дайте мне что-нибудь поесть.

      Что-нибудь!

      – Мне говорили. Пошлёт прямо в лавочку за колбасой. И в театр! – кричит самый молодой и верит, что ему это «говорили».

      В накуренной комнате на Бронной она кажется близкой, совсем как они.

      – Почти что курсисткой.

      – Колбаса.

      – Извозчик.

      – Гольцев.

      Каждый украшает своими цветами «Татьяну второго московского университета».

* * *

      В драматической литературе сияет Невежин.

      Как давно это было! А?

      «Сияет» Невежин!

      Шпажинский, – кажется, что говорит какие-то:

      – «Новые слова».

      Владимир Немирович-Данченко пишет пьесы, которые все критики должны признать:

      – Литературными.

      Т. е. мало годными для сцены.

      А кн. Сумбатов пишет драмы, которые каждый московский критик обязан признать:

      – Сценичными.

      Т. е. лишёнными всяких литературных достоинств.

      Свирепствует Владимир Александров.

      Прося не смешивать его с Виктором Александровым-Крыловым.

      Свирепствует, подъемля стул, в собрании общества драматических писателей, требуя, чтобы секретаря общества И. М. Кондратьева немедленно лишили:

      – «Министерского содержания!»

      Свирепствует на сцене, в пяти действиях вопия:

      – О, СКАЧАТЬ