М. Г. Савина. Влас Дорошевич

Чтение книги онлайн.

      Это было давно.

      Тогда «Елену» ставили с благоговением.

      – Последнее слово искусства-с!

      Играли не «по вымаркам», – как теперь, а такою:

      – Как она вышла из рук своего творца – Оффенбаха.

      Запенилось, закипело, заискрилось в оркестре шампанское увертюры. Поднялся занавес.

      На ступенях храма стоял Калхас.

      Хор на коленях пропел:

      – Перед твоим, Юпитер, а-а-алтарём!

      И одна за другой стали подходить «приносительницы».

      Каждая с маленьким «соло».

      В четыре строчки.

      Всё цветы, цветы, цветы.

      Существенное изменение было одно.

      К храму подошла молоденькая девушка.

      Небольшая, хорошенькая, со смеющимися глазами.

      Сделала реверанс.

      И маленьким голоском, несколько в нос, спела:

      Затем другие приносительницы.

      Все с цветами, с цветами, с цветами.

      И только тогда Калхас воскликнул.

      С отчаянием:

      – Цветы, цветы, – слишком много цветов!

      Эта дебютантка «с корзиночкой» была Марья Гавриловна.

      Великая русская артистка.

      Савина.

      Как из маленькой провинциальной актрисы она сделалась «одним из первых лиц в России», – интересная повесть.

      Повесть о русской женщине.

      Мне рассказывал один старый актёр, большой приятель Марьи Гавриловны.

      – «Самое забавное, что она долго не играет. Давно! Недели полторы – две.

      Репертуар так сложится, что Савина полторы – две недели не занята.

      Я получаю записку:

      – „Зайдите!“

      И застаю Марью Гавриловну в кресле, – унылая, глаза погасли. Кислая. „В мерехлюндии“.

      – Скажите. Вы знаете провинцию. Возьмут меня в провинцию?

      – Отчего же! Возьмут!

      – Сколько мне могли бы дать?

      – Рублей сто, думаю, дадут. Может быть, полтораста. Полубенефис…

      – Вы все смеётесь, а я говорю серьёзно!

      – Да что же мне, плакать, что ли, если вы на себя бог знает, что напускаете!

      – Ничего не напускаю. Меня не занимают. Я не нужна. Может быть, действительно я больше не могу играть. Я не актриса!

      Однажды я получаю от неё приглашение на масленице, на блины.

      – „Блины в половине первого ночи“.

      Раньше нельзя.

      Марья Гавриловна занята утром и вечером.

      Отправляюсь с одним приятелем.

      – Зачем эти блины? Я думаю, ей не того, она измучена.

      Она?

      Мы, приглашённые, собираемся раньше. Марья Гавриловна ещё не приехала.

      Сидим в гостиной.

      Звонок, – и влетает. Не входит, а влетает Марья Гавриловна.

      – Блины! Блины! Я страшно голодна. Скорей, скорей в столовую! Блины не ждут!

      Она ест, с великолепнейшим аппетитом, без пауз, подливает нам шампанского.

      Рассказывает о сегодняшнем спектакле, словно она играла в первый раз в жизни.

      Ей 20 лет!

      Болтает, острит, хохочет».

      На своих фотографиях М. Г. Савина пишет:

      – «Сцена – моя жизнь».

      Когда у неё просят автограф, – она пишет:

      – Сцена – моя жизнь.

      Это – «красивый жест».

      Выражающий красивую правду.

      Глубокую, истинную правду.

      В тех пьесах, где М. Г. Савиной приходится говорить по-французски, она произносит так, как могла бы произносить артистка «Французской комедии».

      По рождению она не принадлежит к той СКАЧАТЬ