Две великие победы русского флота. Наварин и Синоп. Евгений Васильевич Богданович
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Две великие победы русского флота. Наварин и Синоп - Евгений Васильевич Богданович страница 17

СКАЧАТЬ ей предстояло: обеспечить грекам свободу вероисповедания, торговли и управления и признать за ними право выбирать своих сановников; при этом турки были обязаны выселиться из греческих областей, получив денежное вознаграждение за свои поместья. На случай непринятия этих условий Портою, Россия и Англия объявляли заранее, что они не отступятся от них ни под каким видом; Россия же (как упомянуто выше) оставляла за собою полнейшую независимость и свободу действий в разрешении всех других своих несогласий с Портою, не имеющих отношения к греческому вопросу. Все эти обстоятельства, в связи с первоначальными предположениями, что Россия (как можно было бы заключить из ноты Минчиаки) не вступится за греков и не помешает Порте раздавить восстание, особенно поразили князя Меттерниха.

      Между тем наступил июнь 1826 года, и в Аккерман прибыли уполномоченные России и Турции. Представителями с нашей стороны были назначены генерал-губернатор Новороссийского края граф Воронцов и тайный советник Рибопьер; в то же время на берегах Прута стало сосредоточиваться до 80 000 наших войск. Вначале переговоры были безуспешны, так как Россия предъявляла требования, которые не заключались в ее ультиматуме, а турецкие уполномоченные просили срока для получения новых инструкций. Вскоре султан оказался уступчивым: князь Меттерних считал уже протокол 4 апреля «мертворожденным младенцем» и «ударом меча по воде»; в свою очередь, русские уполномоченные, предъявлявшие новые требования, не говорили, однако, ни слова о Греции; европейская дипломатия энергично побуждала Порту сделать уступки, а самому султану хотелось только устранить все препятствия, мешавшия ему управиться с инсургентами. Под влиянием таких фактов и соображений султан решился удовлетворить требования России, и 6 октября нового стиля был подписан Аккерманский договор, одно из искуснейших дел нашей дипломатии: он не только восстановил влияние России на Балканском полуострове, но сверх того расширил льготы Молдавии, Валахии и Сербии[14].

      Введение Аккерманских соглашений, к прямой досаде австрийских дипломатов, не задерживало разрешения дела греческих борцов за освобождение. В сентябре 1826 года Каннинг прибыл в Париж, чтобы привлечь правительство Карла X к англо-русскому союзу, и поездка его привела к довольно удовлетворительной развязке: парижский кабинет выразил согласие действовать заодно с Каннингом на пользу Греции, лишь бы при этом были удовлетворены самолюбие и тщеславие французов; между прочим требовалось, чтобы протокол был обращен в формальный трактат между тремя державами. Ряд новых интриг австрийских дипломатов не помешал Франции открыто присоединиться к Англии и России и, по настойчивому предложению русского кабинета, тройственный договор между названными державами окончательно состоялся в Лондоне 24 июня (6 июля) 1827 года. Этот знаменитый международный акт был подписан русским послом князем Ливеном, французским послом принцем Полиньяком и виконтом Дудлей, британским СКАЧАТЬ

<p>14</p>

Чтобы показать, какое значение придавали Аккерманской конвенции дипломатические кружки Австрии, приводим появившееся недавно в «Древней и Новой России» письмо Генца к известному фон Оттенфельсу. «Вы легко вообразите, мой дорогой друг, – писал Генц, – какое впечатление произвели на меня результаты Аккерманских конференций. Вы знаете… то искреннее участие, которое я принимаю в прочности и благосостоянии Порты. Признаюсь вам, что образ действий русских в этом дипломатическом походе поразил меня в сердце; ничего не бывало более насильственного и более вероломного даже в дипломатических актах Наполеона и его достойных сподвижников», – Генц неистовствовал, видя, что Россия умела воспользоваться удобною минутою для своего ультиматума, успех же выбора момента объясняется тем, что как раз в это самое время султан Махмут разрушил опору своего могущества, уничтожив корпус янычар, и новая армия его еще не была готова, между тем как Россия умела войти в соглашение с Англиею. Многие австрийские дипломаты ясно предвидели, что за Аккерманской конвенцией последует вопрос об умиротворении Греции. В своем письме к фон Оттенфельсу Генц с досадою говорит, что, вероятно, по прибытии нового русского посла Рибопьера в Константинополь, дворы лондонский и петербургский сделают еще одну попытку провести этот вопрос. Все политические дела того времени, касавшиеся облегчения участи инсургентов, Генц называет смертными грехами. «Я был бы утешен, – говорит он, – только в том случае, если бы мог передать Меттерниху все недоверие и всю ненависть, которые я питаю к русским. От нашей естественной политической союзницы, от Англии, мы оторваны, но, – утешал себя Генц, – естественный ход дел снова сблизит нас, если мы поймем, как должно ненавидеть русских, и научимся остерегаться наших неизменных и естественных врагов».