Золото Холокоста. Алексей Морозов

Чтение книги онлайн.

      Хотя роман основан на реальной истории, все персонажи и события – вымышлены, совпадения с жившими и живущими людьми, их именами, фамилиями и поступками – случайны, вся книга представляет собой художественное творчество.

      Однако автор вынужден признать, что действительность являет собой такое насилие, кровь, гнусность и паскудство, что это истолкование представляется лишь лакировкой жизни, только эхом превратности судьбы и трагичности предназначения человека.

      Глава I

      Он родился в семье еврейского фермера, был близок к природе и любил музыку. Его отец Исаак Шпильрейн вполне преуспевал и, несмотря на свое еврейское происхождение, был абсолютным германофилом, хотя благосостоянием был обязан не Германии, а своему отцу – знаменитому австрийскому контрабандисту. Тот купил сыну небольшую ферму, чтобы у семьи был законный доход. Однако дело оказалось очень прибыльным. Исаак пошёл в гору и стал проявлять такую спесь, что деду пришлось пару раз избить его до посинения, чтобы поставить на место. Как-то раз, напившись цуйки, Исаак исчез на месяц, а приехал уже с молодой женой, дочерью мюнхенского баптистского пастора. Разъяренный дед, ворвавшись в спальню, хотел было выкинуть их вон, однако, увидев хорошенькую, привлекательную молодую даму с бесстыдным румянцем на щеках смотревшую на него ясными голубыми глазами, помягчел. Пробормотав что-то о помощи шадхена[1], которой пренебрегли, дед загрустил, так как его жена Сара, мать Исаака, давно умерла, он больше не женился и с тех пор пользовался услугами проституток.

      Новоиспечённая фрау Шпильрейн была женщиной мягкосердечной, что потом перешло в жеманство. Живя в Мюнхене, она устала экономить каждый пфенниг и в ответ на жёсткое воспитание пастора стала меркантильной атеисткой. Сбежав с первым попавшимся состоятельным мужчиной, который сделал ей предложение, она послала отцу письмо, вложив туда листок с нарисованной фигой в виде креста.

      Незамедлительная беременность благополучно завершилась рождением крепенького мальчугана. К своим материнским обязанностям она вначале относилась несколько сурово, что шло, скорее, от деда-баптиста, чем от неё. Будучи без ума от Вагнера, она назвала сына Рихардом, в честь этого немецкого композитора, создавшего музыкальную драму. Однако фрау Шпильрейн ценила Вагнера не только за это. За столом она частенько говорила о том, как композитор удачно обобрал своего покровителя, баварского короля Людвига II, построил на его деньги свой театр в Байройте, на самом севере Баварии, и в последние 12 лет своей жизни был одним из самых богатых, преуспевающих и почитаемых жителей Германии. Правду о том, что король, растративший почти 20 миллионов марок из казны на прихоти Вагнера, вынужден был утопиться, отвергнутый своим кумиром, а также о том, насколько платонической была эта дружба, фрау Шпильрейн не упоминала.

      В то суровое время гомосексуализмом считали извращённое половое влечение к лицам одинакового пола и сводили его возникновение к неправильностям воспитания и влиянию среды, отмечая, однако, что гомосексуализм встречается у лиц с психопатическими особенностями. Не знаю, как насчёт психопатии или влияния среды, но то, что, одурев от нищеты, Вагнер, сознательно подставив свой зад королю, перешёл в разряд содержанок, это однозначно. Фрау Шпильрейн не говорила также и о том, что до любовных отношений с королём, недовольная их сексуальной жизнью и бедностью, с еврейским ростовщиком сбежала жена композитора, и тот, в бессильной ярости написав статью «Иудаизм в музыке», направил весь свой талант на подъём национального самосознания немцев[2]. Пропитанный ненавистью, Вагнер впервые ввёл в обиход словосочетание «окончательное решение еврейского вопроса», на что Ницше, восхищавшийся им как композитором, заявил: «Вы не человек, Вы – болезнь».

      Первая волна немецкого (германо-австрийского) антисемитизма в 1890 году прошла мимо семейства Шпильрейнов. В то время люди ещё не утратили привычки к порядочности и уважительного отношения к другим национальностям. Как могло случиться, что позже национализм заменил естественную любовь к своей Отчизне? Не из-за шлюхи, жены Вагнера, полагаю.

      В сельскую школу Рихарда не пустили, чтобы он не перенял дурных привычек у детей, говорящих на польском и идише. Исаак разрешал своему сыну говорить только по-немецки. Рихард оправдывал ожидания своего отца и вёл себя как очень практичный и дисциплинированный мальчик, хотя характер у него был независимый. Он несколько раз подходил к деду, и тот объяснял, почему шёлковые чулки и цуйка стоят дороже, если провозить их через таможню, и намного дешевле, если переправлять их через горы.

      – Приходи ко мне почаще, я сделаю тебя своим компаньоном, – как-то сказал дед.

      – Я мечтаю о другом, – ответил внук.

      – О чём же?

      – О золоте и алмазах.

      Дед СКАЧАТЬ