Исповедь. Максим Горький

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Только думается мне, что служите вы, богомолы, богу вашему для меры чужих грехов. Не будь вас – смешался бы господь в оценке греха!

      Долго после того не замечал он меня, а в душе моей начала расти нестерпимая вражда к нему, – хуже Мигуна стал он для меня.

      В ночь на молитве помянул я имя его – вспыхнула душа моя гневом и, может быть, в тот час сказал я первую человеческую молитву мою:

      – Не хочу, господи, милости твоей для вора: кары прошу ему! Да не обкрадывает он нищие безнаказанно!

      И так горячо говорил я против Титова, что даже страшно стало мне за судьбу его.

      А вскоре после того столкнулся я с Мигуном – пришёл он в контору лыка просить, а я один был в ней.

      Спрашиваю:

      – Ты, Савёл, за что издеваешься надо мною?

      Он показывает зубы свои, воткнув мне в лицо острые глаза.

      – Моё, – говорит, – дело невелико, пришёл просить лыка!

      Ноги у меня дрожат и пальцы сами собой в кулак сжимаются; взявши за горло, встряхнул я его немножко.

      – В чём я виноват?

      Он не испугался, не обиделся, а просто взял мою руку и отвёл её от шеи своей, как будто не я его, а он меня сильнее.

      – Когда, – говорит, – человека душат, ему неловко говорить. Ты меня не тронь, я уже всякие побои видал – твои для меня лишни. И драться тебе не надо, этак ты все заповеди опрокинешь.

      Говорит он спокойно, шутя, легко. Я кричу ему:

      – Что тебе надо?

      – Лыка.

      Вижу – на словах мне его не одолеть, да и злость моя прошла, только обидно мне пред ним.

      – Зверьё, – говорю, – все вы! Разве можно над человеком смеяться за то, что его отец-мать бросили?

      А он в меня прибаутками, словно камнями, лукает:

      – Не притворяйся нищим, мы правду сыщем: ты ешь крадён хлеб не потому, что слеп.

      – Врёшь, – мол, – я за свой кусок тружусь…

      – Без труда и курицу не украдёшь, это известно!

      Смотрит на меня с бесовой усмешкой в глазах и говорит жалостливо:

      – Эх, Матвей, хорош ты был дитя! А стал книгочей, богоед и, как все земли нашей воры, строишь божий закон на той беде, что не всем руки даны одной длины.

      Вытолкал я его вон из конторы. Прибаутки его не хотел я понять, потому что, считая себя верным слугой бога, и мысли свои считал вернейшими мыслей других людей, Становилось мне одиноко и тоскливо, чувствую – слабеет душа моя.

      Жаловаться на людей – не мог, не допускал себя до этого, то ли от гордости, то ли потому, что хоть и был я глуп человек, а фарисеем – не был. Встану на колени перед знамением Абалацкой богородицы, гляжу на лик её и на ручки, к небесам подъятые, – огонёк в лампаде моей мелькает, тихая тень гладит икону, а на сердце мне эта тень холодом ложится, и встаёт между мною и богом нечто невидимое, неощутимое, угнетая меня. Потерял я радость молитвы, опечалился и даже с Ольгой неладен стал.

      А она смотрит на меня всё ласковее: мне в то время восемнадцать лет минуло, парень СКАЧАТЬ