Название: Русская повесть начала ХХ века. Жанрово-типологический аспект
Автор: Сергей Александрович Тузков
Жанр: Языкознание
isbn: 978-5-9765-0932-0, 978-5-02-037252-8
isbn:
Эта ипостась Красного смеха, варьируясь, проходит через всё повествование: «Он в небе, он в солнце, и скоро он разольётся по всей земле, этот красный смех!») «Какой-то кровавый туман обволакивает землю, застилая взоры, и я начинаю думать, что действительно приближается момент мировой катастрофы…» [с. 28, 56], вплоть до финала повести, где Красный смех объективируется, начинает жить самостоятельной жизнью и становится олицетворением обезумевшего мира.
Психологическая временная подсистема представляет собой оппозицию «переживаемого» и «фонового» времени. Переживаемое время идентично реальному, это, в сущности, время течения повести, смены событий, переживаний, настроений рассказчиков. Оно подчинено своему ритму, имеет свой строй, свои опорные точки. Его ход подчёркивается как посредством прямых указаний: «…мы шли по энской дороге, – шли десять часов непрерывно, не останавливаясь»; «Уже двадцать часов мы не спали и ничего не ели, трое суток сатанинский грохот и визг окутывал нас тучей безумия…» [с. 22, 25 и др.], так и при помощи косвенных временных определителей: «…к счастью, он умер на прошлой неделе, в пятницу» [с. 51 и др.]. Фоновое, довоенное время постоянно вторгается в переживаемое: «…внезапно я вспомнил дом: уголок комнаты, клочок голубых обоев и запыленный нетронутый графин с водою на моём столике – столике, у которого одна ножка короче двух других и под неё подложен свёрнутый кусочек бумаги. А в соседней комнате, и я их не вижу, будто бы находятся жена моя и сын…»] «Мы решили собраться вечером и попить чаю, как дома, как на пикнике…» [с. 23, 30] и др. Именно воспоминания о прошлой, довоенной жизни вызывают у героев повести ощущение безумия происходящего.
Сразу отметим, что «психологическое» время в повести Л. Андреева соотносится с горизонтальной пространственной моделью. На уровне переживаемого времени реален только мир войны, мир безумия и смерти, в котором нарушаются все нормальные представления людей. Характерно, что героями произведения этот мир воспринимается как «чужой», «перевёрнутый». Сходящий с ума доктор показывает это наглядно: «С гибкостью, неожиданною для его возраста, он перекинулся вниз и стал на руки, балансируя в воздухе ногами. Белый балахон завернулся вниз, лицо налилось кровью, и, упорно смотря на меня странным перевёрнутым взглядом, он с трудом бросал отрывистые слова: “А это… вы также… понимаете?”» [с. 42].
Образ дома, напротив, нереален: «Какой дом, разве где-нибудь есть дом?» [с. 82]. Он существует только в воображении рассказчика и даёт лишь иллюзорную надежду на спасение, поскольку, хотя внешние атрибуты дома остаются без изменений: «5 кабинете я снова увидел голубенькие обои, лампу с зелёным колпаком и столик, на котором стоял графин с водою. И он был немного запылён… И маленькими глотками, наслаждаясь, я пил воду, а в соседней комнате сидели жена и сын, и я их не видел…» [с. 45], изменяется сам герой – из молодого, СКАЧАТЬ