Последний дар любви. Елена Арсеньева

Чтение книги онлайн.

      В полном и буквальном смысле – cherchez la femme!

      Надобно сказать, что цесаревич, несмотря на младые лета (в описываемое время ему не было и двадцати), уже прославился как волокита, хотя и с платонической пока еще окраской. Нарастающая чувственность сына беспокоила Николая Павловича. Беспокоила, но не изумляла. В этом смысле Сашка – всего лишь сын своего отца, которого не зря называли первым кавалером империи (Николай Павлович лихо подкрутил ус), внук своего деда, Павла Петровича, правнук своей прабабки Екатерины Алексеевны и достойный потомок великого Петра. В общем, начал он рано.

      Александр вечно поглядывал на хорошеньких фрейлин и придворных дам, многим даже проходу не давал, но это были короткие, мгновенно вспыхивающие романы. Безопасные пока – поцелуйчик, пожатие руки, вальсок, короткое объятие. Пять лет назад, когда ему было пятнадцать, он переполошил родителей, влюбившись во фрейлину Наталью Бороздину, дочь генерала, самую красивую из трех сестер. Она была на четыре года старше цесаревича, но и Петр Первый, и Петр Второй, и их потомки начинали весьма рано, да и внешне Александр выглядел взрослее своих лет. Он казался совершенно влюбленным, а уж как потеряла голову Наташа… В свете говорили только об этом, и записные шалуны тайно держали пари, девица Бороздина или уже нет.

      Императрица тогда не на шутку встревожилась и решила посоветоваться с мужем.

      Николай знал, что она беспокоится за каждый Сашкин шаг. Ну, первенец, ну, наследник престола, ну, любимчик… а все же было еще что-то. Он знал, что именно. Это было постоянное, неутихающее, ставшее привычным беспокойство за судьбу старшего сына.

      Когда он родился, немка Шарлотта изо всех сил стараясь стать русской Александрой Федоровной, приказала спросить славившегося в Москве предсказателя юродивого Федора о том, что ожидает новорожденного.

      Федор отвечал:

      – Будет могуч, славен и силен, станет одним из величайших государей мира, но все-таки умрет в красных сапогах.

      Что означали красные сапоги, даже сам Федор не мог объяснить. И все же они стали причиной многолетних кошмаров Александрины. Наверное, она вспоминала их во всякую минуту, когда решалась судьба сына. Видимо, и сейчас вспомнила.

      Николай снисходительно пожал плечами. Честно говоря, он и сам беспокоился не меньше.

      – Никс, – сказала Александра Федоровна за чаем, разглядывая салфетку, broderie d’anglais[2], с таким вниманием, словно это было нечто необыкновенное, а не ее собственное рукоделье. – Я боюсь за Сашу. Он может наделать глупостей, а мы узнаем поздно.

      – Да, чертова девка крепко за него взялась, – прошептал Николай по-русски, чтобы жена не поняла, а потом перешел на немецкий, на котором обычно говорили в семье: – Эта девица чересчур смела, а Саша… он молод, его манит тайна женского естества…

      – Мне бы не хотелось… – пробормотала деликатная Александрина, стыдясь поднять голову, – ты понимаешь, мне бы не хотелось столкнуться с неожиданностью.

      – Да уж, – хмыкнул Николай.

      В самом деле, чего тут непонятного? Ему тоже не хотелось бы внезапно узнать, что Сашка провел наедине с мадемуазель Бороздиной некоторое время, а потом… начнутся всякие женские фокусы вроде задержек месячных дней, и это может произвести на мальчишку ужасное впечатление. Ну да, он ведь щенок благородных СКАЧАТЬ