Как уничтожили «Торпедо». История предательства. Иван Тимошкин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ приходит на Капакабану. Мы возьмем его в команду. Он умеет играть в футбол!» Филатов понял, что мальчишка искал Воронина. Паренек не знал, что через несколько часов «черноволосый парень» выйдет на поле стадиона «Маракана» против сборной его страны, против самого Пеле.

      Второй рассказ принадлежит давнему и верному поклоннику «Торпедо» Аркадию Ивановичу Вольскому, долгие годы являвшемуся парторгом ЗИЛа. За три дня до принципиальнейшего матча с «Динамо», когда команде надо было заезжать на базу, Воронин пропал. Никто не знал, где он и что с ним. Наконец, за день до игры Валерий объявился. Заводское начальство – в ярости: «Чтобы духу его здесь больше не было!» Вольскому поручили разобраться. Аркадий Иванович вызвал Воронина и принялся стыдить: «Ну как же так? Нам предстоит ответственная игра, все ребята готовятся, а ты где-то пропадаешь. Знаешь, стоит вопрос о твоем отчислении». Воронин слушал, опустив голову. Затем, озорно вскинув ее, спросил: «Аркадий Иванович, вы мужик?» Вольский от неожиданности смешался, но тут же, приняв «вызов» Воронина, в тон ему ответил: «Да вроде, пока в этом сомнений не было». – «Тогда вы меня поймете, – продолжил футболист. – Понимаете, я встретил девушку и влюбился с первого взгляда. В общем, махнули мы с ней на два дня в Сочи, на море. Вот и все. А теперь делайте со мной, что хотите. Приму любое ваше решение». Вольский на минуту задумался, а потом сказал: «Значит, сделаем так. Сейчас ты пулей летишь на базу, приводишь себя в порядок, и чтобы завтра на поле был лучшим. Больше ни о чем не думай – все беру на себя». «Излишне добавлять, – заканчивал обычно этот рассказ Аркадий Иванович, – что одним из самых заметных игроков матча был Воронин. И, кажется, даже забил мяч».

      Но, конечно, этими двумя маленькими историями личность Воронина не исчерпывается. Каким он был в жизни и на поле, рассказывает его сын Михаил.

      Крупным планом

      60-е годы. Виктор Шустиков в торпедовской раздевалке.

      Как настежь распахнутые окна

      У замечательного русского писателя Ивана Бунина в книге «Жизнь Арсеньева» есть фраза, поразившая меня своей какой-то пророческой загадочностью. В одной из последних глав он вдруг, как это бывает у писателей, обронил: «Воспоминания – нечто столь тяжкое, страшное, что существует даже особая молитва о спасении от них». Как верно сказано! Мне бы очень хотелось, чтобы, читая нашу с Михаилом беседу, вы поняли, что имел в виду Бунин, и помнили об этом.

      – Какое у вас самое первое воспоминание об отце?

      – В 1966 году, в день возвращения сборной СССР с чемпионата мира (мне тогда едва исполнилось пять лет), мы с мамой поехали встречать отца в аэропорт. Как сейчас помню, он вышел к нам (а может быть, выбежал) – молодой, красивый, с безукоризненным пробором, в нейлоновом плаще, с саквояжем в одной руке и большим игрушечным самолетом в другой. Обнял и поцеловал маму, потом подхватил меня на руки и сказал: «Ну вот, Мишань, СКАЧАТЬ