Смерть миссис Вестуэй. Рут Уэйр

Чтение книги онлайн.

      Опять сороки. Странно, как же я их ненавидела, когда попала сюда. Помню, ехала с вокзала на такси и увидела с аллеи: выстроились рядком в парке, вот как сейчас, и знай себе чистили перышки.

      Сегодня две уселись на покрытую бахромой инея ветку тиса, и я вспомнила, как в детстве мама, чтобы не накликать беду, тихонько шептала в таких случаях: Добрый день, сударыни.

      Одеваясь у окна, я считала сорок. Две – плохо, дурное предзнаменование, я содрогнулась. Но нет, на обледеневшем газоне еще. Четыре, пять… шесть… и еще одна прыгает по плитам террасы, склевывая лед, намерзший на столе и стульях. Значит, семь.

      Тайна-то тайна, но несли из рода в род – вряд ли. Придется открыться, и довольно скоро. Выбора нет.

      Я почти оделась, когда в кустах рододендрона послышался шорох листьев. Какое-то время трудно было понять, что это, но затем в проломе ветвей появилась лисица. Она неторопливо пересекла усыпанный опавшими листьями газон, и рыжее золото пугающе ярко загорелось на фоне оцепеневших от мороза зимних красок.

      В родительском доме лисы на дворе были обычным явлением, но они редко выходили днем, тем более так нагло, как эта: рассекает по просторному газону прямо перед домом. Мне приходилось видеть разодранных кроликов, раскуроченные мешки с мусором, оставшиеся после лисьей охоты, но подобного хамства я еще не встречала. Наверно, она либо очень смелая, либо в безвыходном положении, коли на глазах у всех шарашит по газону. Присмотревшись к лисице, я решила, что скорее второе: совсем молодая и страшно тощая.

      Сначала сороки ее не заметили, но потом та, что прыгала по террасе и, по-видимому, была внимательнее остальных, увидела подкрадывающегося хищника и ракетой взмыла с обледеневшей террасы, громко, отчетливо просигналив тревогу, нарушившую утреннюю тишину. Теперь у лисицы не было ни единого шанса. Остальные птицы по очереди взлетели в воздух, кроме двух на ветке тиса – на безопасном расстоянии от лисы, и та струей расплавленного золота, пригнувшись к земле, рванула по газону обратно, оставив в покое этих двух сорок, которые принялись громко стрекотать, отмечая свою победу.

      Две.

      Не будет этого. Я ни за что, никогда не буду опять горевать никакое горе, несмотря ни на что, несмотря на бурю, которая, знаю, приближается. Сейчас сижу в гостиной, пишу эти строки и слышу ее – свою тайну: она опаляет меня изнутри такой пылкой радостью, что кажется, иногда должно просвечивать сквозь кожу.

      Я перепишу стишок. Две сороки – к радости. К любви. К будущему.