Медиареальность. Коллектив авторов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Медиареальность - Коллектив авторов страница 26

СКАЧАТЬ взаимозаменимость понятий «художественный» и «прекрасный» утратила силу. Эволюция эстетики, как области чувственного восприятия, к эстетике, как этапу познания, а затем к эстетике, как восприятию и производству прекрасного в искусстве, следом к восприятию эстетического вне этического измерения, вне «художественности» произведений искусства, привела (во всех смыслах) эстетику в структуралистских и постструктуралистких моделях к самоаннигиляции. Пафос, возвеличивание и традиционные жанры производства художественных ценностей были признаны несостоятельными. В чести холодная формальность, отстраненность интонации и безличная позиция, позаимствованные у естествоиспытателей.75 Восторжествовал отказ от претензии на истину; ускользающий, бессубъектный и внеоценочный подход стал нормой. В этой ситуации дискурс эстетики отступил на заранее подготовленные позиции хранителя строгости академической дисциплины, подлинной эстетической рефлексии и оценки художественного произведения с точки зрения философии искусства. Здесь нет возможности детально рассматривать, по каким причинами произошел расцвет, а затем и упадок эстетической мысли, да и история эстетики давно уже легитимная отрасль эстетической саморефлексии. Отметим лишь то, что в пределах границ эстетики до сего дня по-прежнему оттачивались определения эстетических категорий (прекрасное, возвышенное, целесообразное, вкус, гармоничное, комичное и трагическое, катарсис), уточнялся их смысл и детализировалась история эстетики по эпохам, регионам, областям применения. Всё это так, только область применения их все более сужалась. Если в эпоху Ренессанса «считалось, что красота (pulchridude) образа способствует его sanctitas и virtus, поскольку более красивое изображение вызывает и более сильное поклонение»,76 то со временем прекрасное уходило из приоритетов искусства, поскольку «правда жизни» требовала изображения «оборотной стороны жизни, эстетики безобразного, негативного, саморазрушающегося, брутального и низменного – всего того, что так активно заявило о себе в искусстве ХХ века». Далее регион «внеэстетической», но продуктивной, творческой деятельности в реальной жизни расширялся, а рефлексия его либо запаздывала, либо отсутствовала вовсе.77 Именно на эти разрастающиеся «внеэстетические» области реагирует медиафилософия, которая не может быть конкурентом эстетики (у нее другой объект), а является комплиментарным, «именно дополняющим, а не конкурирующим проектом». Речь идет об особой области, выходящей за границы предмета «традиционной эстетики, производящей пафос, патетику, придающую повышенную значимость и дающую оценку произведению».78 Призывы к тому, чтобы «эстетический дискурс обратился к современному искусству, поскольку больше нельзя ограничиваться анализом метафизической сущности искусства или аналитикой трансцендентальных условий эстетического суждения, приводят к тому, что само существование искусства оказывается под вопросом. Эстетика должна поместить себя в перспективу «конца» и «исчерпанности»79 СКАЧАТЬ


<p>75</p>

Концептуализм в искусстве означает «как бы отсутствие», «не участие», «безответственность», «эмоциональное равнодушие». Для художника, например, существенно не само по себе изображение убийства, а интонация, неизбежная оценка, цель этого описания. Вспомним к месту абсолютно невозмутимую, «протокольно-калькулирующую» интонацию естествоиспытателя, которую всегда опознаем, читая либо протоколы инквизиции, либо Декарта, суммирующего свои выводы в «Рассуждении о методе», например, так: «Каково должно быть устройство нервов и мышц человеческого тела, чтобы находящиеся внутри животные духи имели силу двигать члены, так же, как только что отрубленные головы двигаются и кусают землю, хотя уже не одушевлены» (Декарт Р. Соч.: в 2 т. Т. I. М.: Мысль, 1989. С. 282), где проговаривается о своей естествоиспытательской практике. И, напротив, Фуко стремился писать объективно, «как бы не имея лица». В своих работах по истории психиатрических заведений («История безумия в классическую эпоху» (1961); «Рождение клиники: Археология врачебного взгляда» (1963)) он пишет с такой обличающей интонацией, с таким пафосом, с такой страстью (Ж. Делёз), что его книги поначалу не были восприняты историками науки, как относящиеся к их дисциплине, но как призыв левого интеллектуала бороться с пронизавшим все общество насилием властных структур, в том числе и средствами принудительного психиатрического лечения.

<p>76</p>

Арасс Д. Деталь в живописи. СПб., 2010. С. 312.

<p>77</p>

Тем заметнее попытки воспротивится этому. Ученик Хайдеггера Гюнтер Фигаль предлагает свою версию эстетики как философской дисциплины. Исходя из положенных в основу исследования понятий «опыт» и «описание произведения искусства», Фигаль привлекает внимание к возможностям феноменологического метода к искусству, к которому он, реагируя на кризис эстетики и в соответствии с духом времени, относит не только изобразительные искусства, но и танец, керамику, садовое искусство и японское искусство заваривать чай. К избранным произведениям искусства он применяет тщательно разрабатываемую и адаптируемую к новым видам искусства категорию «прекрасное» (Figal G. Erscheinungsdinge. Ästhetik als Phönomenologie. Tübingen: Mohr Siebeck, 2010). Но положа руку на сердце, скажем, что искусством (за исключением, быть может, заварки чая, статус искусства которого ограничивается Дальним Востоком) в полном смысле слова все они уже признаны. Другое дело, если бы проф. Фигаль применил бы свой метод к граффити, оживающему ныне перформансу, порнографии и треш-культуре, тогда бы проверка действенности его метода была бы более наглядной. Подобно тому, как в свое время В. Беньямин, исходя из своего эстетического опыта, прежде других отнес к искусству то, что искусствоведы и общественное мнение в ту пору таковым (например, сюрреализм, дадаизм) не считало. А то, что традиционно подлежало разбору, исследованию, оценке, было уже признано произведением искусства, было отвоевано художниками у предрассудков предшествующих поколений, стало легитимным. Говоря об искусстве, академические искусствоведы говорили об уже ставшем, легитимном, принятом искусстве. Говорить о том, что еще не признано таковым, – рисковать. Беньямин рисковал, говоря об искусстве дадаистов: они «составляют натюрморт из билетов, катушек ниток, окурков, связываемый живописными элементами. Все это помещается в рамку. И тем самым публике демонстрируется: посмотрите, время разрывает ваши рамки; крошечный фрагмент повседневной жизни говорит больше, чем живопись» («Versuche über Brecht». Herausgegeben und mit einem Nachwort versehen von Rolf Tiedemann. Frankfurt am Main, 1966. S. 106).

<p>78</p>

Wiesing L. Was ist Medienphilosophie? // Information Philosophie. 2008. No 3. S. 36.

<p>79</p>

Seubold G. Das Ende der Kunst und der Paradigmenwechsel in der Ästhetik. Philosophische Untersuchungen zu Adorno, Heidegger und Gehlen in systematischer Absicht. Freiburg; München: Alber, 1997. С. 58