Медиареальность. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ в двусмысленном и призрачном мире чувств и мнений. Тема письма и книги появляется у Платона не только в знаменитом рассуждении из «Федра», но также и в рассуждении о памяти из «Теэтета» и «Филеба». Письмо здесь используется как образ, помогающий понять сохранение чувственных впечатлений, из чего можно сделать вывод, что и в самом письме Платон прежде всего видит средство запечатления и хранения. Поэтому речь, построенная по правилам диалектики, оставляет истинную запись в душе (Федр, 276а–е), что же касается привычного нам письма, то его запечатление целиком принадлежит чувственному миру, и поэтому даже самый правильный текст будет восприниматься нами по мерке чувственности, если мы не пробудим в себе подлинного медиума, демиурга, который сможет превратить буквенную запись в подобающий образ.45

      Как и чувственный мир, которому оно принадлежит, письмо располагается в отдалении от истины, на стороне инаковости, но ее сходство с памятью не случайно, поскольку и предельная забывчивость может в любой момент оказаться первым шагом припоминания. Порядок письма в этом случае может стать началом обретения нового тела и, следовательно, новым способом познания себя и вслушивания во внутреннюю речь истины. Подобное развитие платоновской медиафилософии мы находим в «Исповеди» Августина. Знаменитое рассуждение о языке, вдохновившее критику Витгенштейна в «Философских исследованиях», по сути своей продолжает рассуждение Сократа об именах как способах подражания из платоновского «Кратила». Этим именам Платон предпочитает мышление самих вещей, т. е. ту подлинную речь, которая устроена как душа и исходит от настоящего медиума. Нетрудно увидеть, что и для Августина точно так же важны не сами имена, а именно речь, прежде всего внутренняя речь души, которая и есть исповедь, голос веры, идущий по следу божественного провидения, разгадывающий присутствие Бога в каждом прошлом решении, вплоть до проступков и заблуждений как условий будущего обращения. Однако именно случай Августина свидетельствует о том, что услышать эту внутреннюю речь душа может, лишь достигнув предела отчаяния, отчуждения от самой себя, когда совершенно случайные слова, принесенные ветром, «Бери и читай!», действуют сильнее прочитанных философских книг и слышанных речей. Чтение, к которому обращает этот анонимный голос, позволяет душе вернуться из рассеянности в чувственном и собраться в тексте как в новом теле. Еще раньше так понимается Августином беззвучное чтение Амвросия Медиоланского.

      Невиданное ранее искусство читать про себя Августин расценивает как желание отстраниться от навязчивой публики, сосредоточиться на содержании написанного, углубиться в себя. Точно так же впоследствии и сам Августин будет читать текст Моисеева «Бытия» – как повод для обращения к себе, как путь своеобразного молитвенного анамнесиса, позволяющего перейти от молчащей данности письма к разысканию смысла написанного о природе времени и его начале.

СКАЧАТЬ