Любовные истории, придуманные Пушкиным. Юрий Никишов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ на том, что посторонний прочел бы равнодушно. Презирать – braver – суд людей не трудно; презирать суд собственный невозможно». Стало быть, автоцензуру надобно признать неизбежным спутником всякого вида творчества.

      Встречно к этим трудностям плюсуется субъективный фактор восприятия. Практически невозможно создать «непредвзятое» исследование: опыт исследователя, его образование, эрудиция, круг интересов, вкус, гражданская позиция – все это и создает неизбежное «пред» «взятия». Мудро рассудил М. Л. Гаспаров: «Филология трудна не тем, что она требует изучать чужие системы ценностей, а тем, что она велит нам откладывать на время в сторону свою собственную систему ценностей. Прочитать все книги, которые читал или мог читать Пушкин, трудно, но возможно; забыть (хотя бы на время) все книги, которых Пушкин не читал, а мы читали, неизмеримо труднее»[5].

      В силу этого все-таки важна установка: читать текст, а не вчитывать в него нечто со стороны. Не будем подражать влюбленному Онегину, когда он «меж печатными строками / Читал духовными глазами / Другие строки». Но и тут есть диалектическая связка: художник, нуждаясь в активности читательского восприятия, какие-то существенные вопросы оставляет для решения читателю. Пушкин в полемике по поводу концовки «Кавказского пленника» писал Вяземскому: «не надобно всё высказывать – это есть тайна занимательности».

      Как решать такие трудные задачи? Вот, например, конкретная. В петербургские годы поэт участвовал в деятельности «Зеленой лампы». В XIX веке это общество воспринималось оргаистическим. В советском пушкиноведении сложилась устойчивая традиция закрывать глаза на вакхические и амурные интересы молодежи и полагать «Зеленую лампу» (хотя бы к концу ее истории) легальным филиалом тайных декабристских обществ. Я не буду входить в детальное обсуждение этой проблемы: в плане предпринятого исследования достаточно одного источника – пушкинской стихотворной мемуаристики. Попутно замечу: если в методологическом отношении использование историко-биографического комментария для понимания художественного текста – дело обычное, то почему бы не попробовать движение в обратном направлении, используя тексты произведений для осмысления общественного явления?

      Вполне естественно: пушкинские оценки контрастны.

      Здорово, рыцари лихие

      Любви, свободы и вина!

      Для нас, союзники младые,

      Надежды лампа зажжена.

Юрьеву, 1819

      В этом послании, автограф которого сохранился именно в бумагах «Зеленой лампы», находим знаковое сочетание: любовь, свобода, вино. Нет надобности преуменьшать значение слова «свобода» (особенно в сочетании со словом «надежда», а это смысл цвета зеленой лампы, давшей название обществу). И все же явствен акцент (особенно в контексте всего стихотворения, где и любви находится более точный синоним – сладострастье).

      Подобный образ жизни СКАЧАТЬ