из подгрупп выполняет по-своему особенные вариации. Но как раз те же самые отношения мы находим в растительном и животном мире между предками и потомками: на канве, передаваемой предком и общей для всех потомков, каждый из них выводит свой особенный узор. Правда, различия между предками и потомками не велики, так что можно усомниться, обладает ли живая материя достаточной пластичностью, чтобы последовательно произвести столь различные формы, как рыбы, пресмыкающиеся и птицы. Но на это сомнение наблюдение дает решительный ответ. Оно показывает нам, что до известного периода развития зародыш птицы едва различается от зародыша пресмыкающегося и что индивид в течение зародышевой жизни развивает ряд превращений, в общем аналогичных тем, через которые согласно эволюционизму проходили виды. Клеточка, полученная из соединения мужской и женской клетки, одна выполняет эту работу посредством деления. На наших глазах самые высшие формы жизни постоянно происходят из самых элементарных, и опыт показывает, что путем эволюции самое сложное может произойти из самого простого. Так ли было в действительности? Палеонтология, несмотря на недостаточность своих документов, убеждает нас в этом, ибо там, где она с некоторой точностью восстановляет порядок последовательности видов, этот порядок оказывается как раз тем, на который указывают выводы эмбриологии и сравнительной анатомии; каждое новое палеонтологическое открытие дает новое подтверждение трансформизма. Таким образом, доказательства, почерпнутые из чистого наблюдения, становятся все надежнее, а с другой стороны опыт устраняет одно возражение за другим. Так, недавние опыты Де Фриза[3], показав, что очень важные изменения могут происходить очень быстро и правильно передаваться по наследству, устраняют некоторые очень серьезные затруднения в теории. Они указывают на возможность значительного сокращения времени биологического развития и делают нас менее требовательными по отношению к палеонтологии. Таким образом, гипотеза трансформизма становится все более и более близкой к истине. Строго говоря, она недоказуема; но кроме уверенности, даваемой теоретическими или опытными доказательствами, существует бесконечно возрастающая вероятность, заменяющая очевидность и стремящаяся к ней как к пределу. Такого рода вероятность и представляет трансформизм.
«То, что мы называем формой, не допускающей предвидения, представляет только новое сочетание прежних элементов.»
Допустим, однако, что трансформизм уличен в неправильности. Предположим, что рассуждениями или опытом установлено, что виды произошли в прерывном процессе, о котором мы теперь не имеем никакого понятия. Будет ли этим затронут трансформизм в том, что в нем есть наиболее интересного и важного для нас? Несомненно, классификация сохранится в своих главных чертах, современные данные эмбриологии также останутся, как и соответствие между сравнительной эмбриологией и сравнительной анатомией. Поэтому
СКАЧАТЬ
<p>3</p>
Речь идет о книге Гуго Де Фриза «Мутации и периоды мутаций при происхождении видов». – Прим. ред.
