Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Том 1. Сборник
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Том 1 - Сборник страница 19

СКАЧАТЬ но такое мнение, которое должно было озадачить, сразить своею неожиданностью собеседника. Таким представлялся мне Толстой в молодости. В спорах он доходил иногда до крайностей. Я находился в соседней комнате, когда раз начался у него спор с Тургеневым; услышав крики, я вошел к спорившим. Тургенев шагал из угла в угол, выказывая все признаки крайнего смущения; он воспользовался отворенною дверью и тотчас же скрылся. Толстой лежал на диване, но возбуждение его настолько было сильно, что стоило немало трудов его успокоить и отвезти домой. Предмет спора мне до сих пор остался незнаком[142]

      А. А. Фет

      Из книги «Мои воспоминания»

      Еще до моей поездки в Париж[143] Ап. Григорьев познакомил меня с весьма милой девушкой, музыкантшей в душе – Екатериной Сергеевной Протопоповой, вышедшей впоследствии замуж тоже за пианиста и композитора Бородина. В то время все увлекались Шопеном, и Екатерина Сергеевна передавала его мазурки с большим мастерством и воодушевлением. Когда я женился, Екатерина Сергеевна, полюбивши жену мою, стала часто навещать нас. В то же время Ап. Григорьев ввел к нам в дом весьма талантливого скрипача, которого имени в настоящее время не упомню, но про которого он говорил, что это «кузнечик-гуляка, друг кузнечика музыканта».

      Таким образом, у нас иногда по вечерам составлялись дуэты, на которые приезжала пианистка и любительница музыки графиня М. Н. Толстая, иногда в сопровождении братьев – Николая и Льва[144] – или же одного Николая, который говорил:

      – А Левочка опять надел фрак и белый галстук и отправился на бал.

      Днем я прилежно был занят переводами из Шекспира, стараясь в этой работе найти поддержку нашему скромному бюджету, а вечера мы почти безотлучно проводили в нашей чайной. Тут граф Николай Николаевич Толстой, бывавший у нас чуть не каждый вечер, приносил с собою нравственный интерес и оживление, которые трудно передать в немногих словах. В то время он ходил еще в своем артиллерийском сюртуке, и стоило взглянуть на его худые руки, большие, умные глаза и ввалившиеся щеки, чтобы убедиться, что неумолимая чахотка беспощадно вцепилась в грудь этого добродушно-насмешливого человека.

      К сожалению, этот замечательный человек, про которого мало сказать, что все знакомые его любили, а следует сказать – обожали, приобрел на Кавказе столь обычную в то время между тамошними военными привычку к горячим напиткам. Хотя я впоследствии коротко знал Николая Толстого и бывал с ним в отъезжем поле на охоте, где, конечно, ему сподручнее было выпить, чем на каком-либо вечере, тем не менее в течение трехлетнего знакомства я ни разу не замечал в Николае Толстом даже тени опьянения. Сядет он, бывало, на кресло, придвинутое к столу, и понемножку прихлебывает чай, приправленный коньяком. Будучи от природы крайне скромен, он нуждался в расспросах со стороны слушателя. Но наведенный на какую-либо тему, он вносил в нее всю тонкость и забавность своего добродушного юмора. Он видимо обожал младшего СКАЧАТЬ



<p>142</p>

В письме П. И. Вейнбергу в декабре 1891 г. Григорович, говоря о своих мемуарах, писал: «… то и дело приходится ставить точку, когда говоришь о людях, хотя и умерших, но оставивших после себя близких людей и друзей» (Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР (Пушкинский дом)). Обрывая описание споров Толстого с Тургеневым, Григорович тем самым, видимо, выразил свое отношение к воспоминаниям А. Фета. Фет же писал: «… Вот что между прочим передавал мне Григорович о столкновениях Толстого с Тургеневым на той же квартире Некрасова: «Голубчик, голубчик, – говорил, захлебываясь и со слезами смеха на глазах, Григорович, гладя меня по плечу. – Вы себе представить не можете, какие тут были сцены. Ах, боже мой! Тургенев пищит, пищит, зажмет рукою горло и с глазами умирающей газели прошепчет: «Не могу больше! у меня бронхит!» и громадными шагами начинает ходить вдоль трех комнат. – «Бронхит, – ворчит Толстой вослед, – бронхит воображаемая болезнь. Бронхит это металл!» Конечно, у хозяина – Некрасова душа замирает: он боится упустить и Тургенева, и Толстого, в котором чует капитальную опору «Современника» и приходится лавировать… В предупреждение катастрофы подхожу к дивану и говорю: «Голубчик Толстой, не волнуйтесь! Вы не знаете, как он вас ценит и любит!»

– Я не позволю ему, – говорит с раздувающимися ноздрями Толстой, – ничего делать мне назло! Это вот он нарочно теперь ходит взад и вперед мимо меня и виляет своими демократическими ляжками» (Фет А. А. Мои воспоминания. Т. 1. М., 1890. С. 107).

Ряд деталей этой сцены подтверждается другими источниками, в частности, письмом В. Бодиско В. П. Боткину от 22 апреля 1856 г.: «Тургенев собирается каждый день уехать из Петербурга, читает с усердием полицейские газеты и с ужасом замечает, что число холерных не уменьшается. Всю страстную у него был бронхит (как он называл свою болезнь). Толстой уверял, что это название минерала, но Тургенев говорил, что это опасная болезнь» (Рукописный отдел Государственного музея Л. Н. Толстого (Москва)). Толстовское шутливое название бронхита Фет вспоминает также в письме из Москвы Ф. Е. Коршу от 18 ноября 1889 г.: «Как горько, что бронхит (по словам Толстого, металл) своими гнусными ногами полипа присасывает меня мучительно к Плющихе» (Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина).

<p>143</p>

Фет был в Париже в августе 1857 г., там состоялась его свадьба с Марией Петровной Боткиной.

<p>144</p>

Фет писал В. П. Боткину из Москвы 28 ноября 1857 г.: «По средам у нас отличная фортепьянистка, которая полюбила от души мою Мари. Кроме того, у нас будет Шпиковский – пианист и скрипач Фришман, Ольга Н‹иколаевна›, урожденная Новосильцева. Также Энгельгард каждую среду у нас. Толстой тоже. Какой он славный малый…» (Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина). Не без влияния этих сред у Толстого тогда возникла идея создания музыкального общества (см. Неделя. 1974. № 41. С. 6).