– Ну, пушшай так пушшай…
Направляясь вслед за братом к воротам, Никишка глумливо помахал рукой:
– Прощевай, дядь Терентий!
– Прощевайте, робяты, – подобострастно улыбаясь, закивал Ёлкин, пошатываясь на подгибающихся ногах.
Пётр хотел было вмешаться, но, увидев, что участники неясной ему ссоры благополучно расходятся, сам спрыгнул в переулок и зашагал домой.
В избе было темно, холодно. Пётр озадаченно нащупал на притолоке коробок, чиркнул спичкой и огляделся. На полатях, забившись в угол, вздрагивала всем телом Татьяна. Уставившись на ее опухшее до неузнаваемости лицо, Пётр испуганно спросил:
– Чё с тобой?!
Татьяна резко отвернулась и затряслась от рыданий. Пётр подошел ближе:
– Ты чё, сестренка, ты чё?
Не услышав ответа, покачал головой, прикрыл Татьяну полушубком. Не понимая что произошло, он зажег керосинку, затопил печь и, когда в трубе загудело, прикоснулся к сестре:
– Танюх? Ну чё случилось?
– Нет мне теперя жисти, – повернув к нему заплаканное лицо, проговорила она с надрывом. – Обесчестили.
– Кто? Как? – опешил Пётр.
Татьяна зашлась в рыданиях.
– Кто, Танюх, кто?! – повторил Пётр.
– Старик Кунгуров, – наконец отозвалась Татьяна и крикнула, хватая за руку рванувшегося к дверям Петра: – Не ходи!
– Куда собрался? – хмуро спросил вошедший в избу Анисим и с силой толкнул сына на скамью. – Сядь!
Пётр попытался встать, но тяжелая отцовская рука придавила его к скамье. Татьяна кинулась к отцу, но тот мрачно бросил в ее сторону:
– Отойдь! – и с силой хлестнул ее по заплаканной щеке.
Глава вторая
Чистый понедельник
Тишина в доме Кунгуровых, нарушаемая лишь посапыванием ребятишек да заливистым храпом старшего, Андрея, вернувшегося с гулянки и прямо в полушубке завалившегося на полу у печи, внезапно была разрушена отчаянным стуком в ворота. Евдокия Евлампиевна, не выходя из-за стола, дожидавшаяся мужа, испуганно вскинулась. А в ворота грянули еще сильнее.
– Андрюха, стучит ктой-то! – встряхнула Евдокия Евлампиевна старшего сына. – Слышь! Не беда ль какая?
Сын тяжело заворочался, буркнул что-то неразборчивое, снова натянул полушубок на голову и затих. Но в ворота продолжали тарабанить, и Евдокия Евлампиевна, ощутив щемящую тревогу, заранее уже готовая залиться слезами, заполошно накинула платок. Сунув ноги в пимы, боясь всего, что может случиться, кинулась во двор.
Небо бледнело, звезды, еще час назад казавшиеся вечными и яркими, постепенно истаивали. СКАЧАТЬ