Воспоминания и публицистика. Юрий Олеша

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ быть, Эдуард Багрицкий – наиболее совершенный пример того, как интеллигент приходит своими путями к коммунизму.

      Я считаю, что лучшее из того, что написал Багрицкий, есть поэма «Последняя ночь». Эта поэма о поколении тех, кому сейчас тридцать пять лет. Поэма о «печальных детях», через которых прошла трещина мира.

      Выстрел гимназиста Принципа, направленный в эрцгерцога Фердинанда, убил все то, что было «благополучием мира». От этого выстрела – как в тире повернулась и изменилась вся картина жизни, понятия о родине, об истории, обо всем, что составляло установившееся среди отцов и дедов отношение к миру.

      Началась мировая война. Когда раздался этот выстрел, Багрицкому было семнадцать лет. Последняя ночь мира совпала с первыми ощущениями себя поэтом:

      Мне было только семнадцать лет,

      Поэтому эта ночь

      Клубилась во мне и дышала мной,

      Шагала плечом к плечу.

      Я был ее зеркалом, двойником,

      Второю вселенной был.

      Планеты пронизывали меня

      Насквозь, как стакан воды,

      И мне казалось, что легкий свет

      Сочился из пор, как пот.

      Эту гениальную поэму оставил Багрицкий – как памятник своему поколению. Там есть такие строки:

      Была такая голубизна,

      Такая прозрачность шла,

      Что повториться в мире опять

      Не может такая ночь.

      Так верили печальные дети в то, что буржуазный мир отцов и дедов благополучен и прекрасен.

      Но затем поэт говорит:

      Печальные дети, что знали мы,

      Когда у больших столов

      Врачи, постучав по впалой груди,

      – Годен! – кричали нам…

      Печальные дети, что знали мы,

      Когда, прошагав весь день

      В портянках, потных до черноты,

      Мы падали на матрац.

      Дремота и та избегала нас,

      Уже ни свет ни заря

      Врывалась казарменная тишина

      В отроческий покой.

      Недосыпая, недолюбя,

      Молодость наша шла.

      Так поняли печальные дети ложь и подлость буржуазного мира.

      Когда-то, очень давно, Багрицкий рассказывал мне об одном своем замысле. «Представь себе… Летучий Голландец… он входит в харчевню. Деревянный стол. Девушка. Он кладет на стол розу. И вдруг все видят: начинается превращение розы… Сквозь нее проступают очертания города… Люди видят город…»

      Я не помню, что рассказывал он дальше… Когда мы хоронили Багрицкого, я вспомнил эту импровизацию замечательного романтика. Ведь это же и есть сущность искусства – эти превращения!

      Ведь это же и есть сила искусства – превратить материал своей жизни в видение, доступное всем и всех волнующее…

      Я понял, каким удивительным поэтом был Багрицкий, уже с молодости схваченный за горло болезнью, сумевший трудный материал своей жизни превратить в жизнерадостное, поющее, трубящее, голубеющее, с лошадьми и саблями, с комбригами и детьми, с охотниками и рыбами, видение.

      Багрицкий был поэтом жизнерадостности большевизма, и оттого так высоко СКАЧАТЬ