Провидение и катастрофа в европейском романе. Мандзони и Достоевский. Стефано Мария Капилупи

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ вере (несмотря на последующие сомнения в Провидении). В тексте «Рождество 1833 года» Манцони находит только в тишине ответ на его сомнения в Провидении. Тридцать лет спустя он потерял вторую жену: Тереза Борри умерла в августе 1861 года. 16. IV.1864 Достоевский, будучи 43-летным, потерял свою первую жену, по крестовой аналогии с Манцони: вторая жена для Достоевского станет его окончательным искупителем, в то время как для Манзони этим была первая. По этому поводу Достоевский писал: «Маша лежит на столе … увижу ли я снова с Машей? Любить человека, как самого себя, согласно заповеди Христа, невозможно. Закон личности на Земле связывается. Эго препятствует». Манзони закрылся в этом случае в молчании, описываемом в падении рук (cecidēre manus), Достоевский – в настойчивых и метафизических вопросах о неразрешимой взаимосвязи между временем и возможностью вечного бытия. Но есть и другая аналогия, хотя и более косвенная и ассоциативная. Это образ грядущих праздников Нового года, парадоксально связанный с образом страдания. Страдание в первую очередь человека Достоевского, который 22 декабря 1849 года видел бы только в последнюю секунду, как его смертный приговор был вынесен в принудительном труде. И страдания детей, как, между прочим, и в «Девочке со спичками» Андерсена (1845). В январе 1876 года Достоевский написал и опубликовал рассказ «Мальчик у Христа на Елки», опубликованный вместе с другими материалами о «Русских мальчиках сегодня» в январском номере «Дневника писателя». Только воображаемый и фантастический рождественский праздник, собравший всех сирот, брошенных или детей несчастных и порочных родителей города, успокоила оставшиеся без ответа вопросы о боли и бедности города Санкт-Петербурга и о его равнодушии, – равнодушие людей, прежде чем равнодушие Бога.

      Возвращая к Мандзони, отметим, что интерпретация зла и человеческого страдания в «Обрученных» принимает форму не Божьей кары и даже не испытания: эту интерпретацию автор не дает и не призывает искать. Ни в «чистой», ни в личной истории нам не найти объяснения страданиям. «Лучшая жизнь», о которой говорится в неидиллической концовке романа – это не только земная жизнь, в которой надежда на Бога помогает человеку выносить горе, но и та жизнь, что ожидает верующего после смерти. Это та грань, где вполне светский вопрос о значении зла в истории, плотно соприкасается с вопросом о спасении души. Тема христианского спасения с выходящими из нее проблемами вины и кары, страдания и надежды так же является центральной и в творчестве Ф.М. Достоевского.

      Связь художественного мира Достоевского с романтической традицией не подвергается сомнению, но она же оттенена теми характеристиками, которые не ограничиваются ни авторским стилем, ни идеологией эпохи[39]. Более того, с позиций современного литературоведения этот вопрос заслуживает объективного пересмотра. Первые попытки соотнесения творческого начала Достоевского с влиянием романтизма принадлежат еще современникам писателя (В.Г. Белинский, К.Ф. Головин, В.С. Соловьев)СКАЧАТЬ