Стих и проза в культуре Серебряного века. Юрий Борисович Орлицкий

Чтение книги онлайн.

      замыкают уста мои.

      …Долго таил я рану мою ото всех;

      теперь она открылась перед всеми:

      я умираю из-за той,

      чье сладостное имя: Беатриче…

      Я смерть мою прощаю той,

      Кто жалости ко мне не знала никогда!

      Столько же, как прежде, казалась мне любовь

      жестокой,

      кажется она теперь милосердной…

      и чувствует душа моя такую в ней сладость,

      что об одном только молит любимую, —

      дать ей больше этого блаженства19.

      Если избираемая Мережковским метрика в большинстве случаев, как видим, вполне традиционна, на фоне чего отдельные отступления выглядят особенно интересно, то в области строфики поэт оказывается еще более консервативен, используя не только опыт ближайших предшественников, но и обращаясь за образцами к более давним пластам истории мировой литературы.

      При этом подавляющее большинство стихов написано им в рамках «стандартов» второй половины XIX в.: по большей части это катрены, чаще всего с перекрестной рифмовкой; сами строфы, независимо от формы, как правило, тождественные, особенно в больших формах.

      Кроме катренов достаточно часто используется также александрийский стих – двустишия со смежной рифмовкой, написанные цезурированным шести-, реже – пятистопным, ямбом. Таков стих «легенды» 1887 г. «Протопоп Аввакум»:

      Надо сказать, для своих поэм и легенд Мережковский подбирает строфику особенно тщательно или специально конструирует для них новые оригинальные строфы. Так, в поэме 1891 г. «Колизей» используются шестистишия с рифмовкой ававСС:

      В законченной в том же году поэме «Смерть» все строфы написаны оригинальной двенадцатистрочной строфой аВаВссDeDeFF, то есть здесь, по сути дела, попарно объединены два шестистишия одной рифмовки, принципиально отличающиеся расположением мужских и женских клаузул: