Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII – начала XX в.. Р. Ю. Почекаев

Чтение книги онлайн.

      Надо полагать, что хивинская знать сделала выбор в пользу казахских Чингизидов, поскольку на примере Ширгази убедилась, что даже отдаленные потомки местной ханской династии в силу своего происхождения могли проявлять определенную степень независимости. Их же дальние родственники – казахские ханы и султаны[72] – были в Хиве чужими и могли находиться на троне лишь благодаря поддержке пригласивших их местных родоплеменных предводителей. Как строились отношения с одним из таких «приглашенных ханов», Абулхаиром, описали российские офицеры Д. Гладышев и И. Муравин, формально, как уже отмечалось, отправленные в хивинские пределы с научно-исследовательской целью.

      Абулхаир известен в истории, прежде всего, как первый казахский правитель признавший российское подданство (1731). И хотя он занял хивинский трон без согласования с имперскими властями, Д. Гладышев отмечает, что хан и в Хиве неоднократно демонстрировал свою лояльность России. Так, приняв грамоту Анны Иоанновны, он повелел ее прочесть, «оную приняв в печать поцеловав», а затем во время официального приема публично объявил: «Благодарю Бога, что теперь Хива в подданстве ее императорского величества, и я во оной ныне ханом». Как отметил Гладышев, хивинские придворные при этих словах «все тогда молчали и ничего не говорили» [Гладышев, Муравин, 1851, с. 9, 12] (см. также: [Торопицын, 2011, с. 70]). Как раз в это время к Хиве приближался персидский Надир-шах, стремившийся установить свой сюзеренитет над ханством и уже казнивший в конце 1739 г. ее предыдущего хана – Ильбарса, приходившегося двоюродным братом самому Абулхаиру. Новый хан направил к шаху посольство «с тем объявлением, что он, хан – подданной ее императорского величества, и сей, город Хиву принял он, хан, для того, чтоб учинить оной подданным же ее императорскому величеству; а как слышал он хан, что оной персидской шах с Российскою империею в союзе обретается, и для того он, шах, ради разорения сего города ходить не изволит». Причем в состав посольства он включил И. Муравина, чтобы подчеркнуть его «российский» характер [Гладышев, Муравин, 1851, с. 12–13]. Однако хивинская аристократия не слишком-то благосклонно отнеслась к ханской идее перехода в российское подданство. Городская охрана перехватила послание шаха хивинским сановникам с требованием арестовать хана и передать в руки персов. В результате спустя всего неделю после интронизации Абулхаир сделал вид, что едет к шаху на переговоры, а сам, по совету прибывших с ним казахских приближенных, поспешил в родные кочевья, причем «хивинцы из города вслед за ними палили из пушек и из мелкого ружья, однако никого не убили» [Гладышев, Муравин, 1851, с. 13–15] (см. также: [Торопицын, 2011, с. 71]).

      Рассорившись с хивинской знатью, казахский хан решил использовать давние разногласия столицы и Аральского (Кунградского) владения (см. подробнее: [Почекаев, 2015]) в своих интересах: он вступил в переговоры с местной аристократией с целью признания своего старшего сына Нурали «аральским ханом» и, следовательно, потенциальным СКАЧАТЬ