Он думал: так и надо,
пока был мал и глуп,
что лучшая награда –
из кильки с мойвой суп.
Но встретил раз в подвале
бывалого кота.
Кот молвил: «Не видали
вы в жизни ни черта».
И после этой встречи
мой милый друг исчез,
он не пришел под вечер
и много дней через.
Я был в универсаме
однажды как-то раз,
гляжу – сидит, с усами
и бусин – пара глаз.
Меня узнал, но сидя
приветствовал меня,
как-будто я проситель,
должник и не родня.
Не ждал такой концовки,
а он развил усы
и вынес мне с фасовки
кусочек колбасы.
Он кверху вскинул морду,
а я уткнулся в пол.
И он остался гордый,
а я смурной ушел.
Я не люблю злословья,
но должен быть конец.
Ведь даже кот в торговлю
подался жить, подлец.
Травмы
Месяц свои блёстки
в городе развеял.
Мчусь по перекрёсткам
с дальним светом хлёстким,
за рулем трезвею.
Выпала дорога
дальняя на дачу.
Маша-недотрога
смотрит так нестрого,
с нею и лихачу.
Припев:
Травмы, травмы старые успели
подзабыться и подзалечиться.
Снова я в машине каруселю,
вот и дача нам навстречу мчится.
То была не дача,
а рефрижератор…
Руль исчез куда-то,
а в руках – горячий,
смятый радиатор.
Припев:
Травмы, травмы новые на теле.
Вот и пульс подводит, окаянный.
Снова я в машине каруселю…
Красный крест на ней?
Иль деревянный?
Цыганка
Все карманы – наизнанку,
но купил автомобиль.
Я машину, как цыганку
молодую, полюбил.
Счастье – сидя за баранкой,
запах кожаный ловить.
Столько тыщ вложить в цыганку –
как её не полюбить?
Я любил капот и крылья,
в них глядел, как в небеса,
и ногой стучал несильно
по баллону колеса.
Как в цыганкиных глазищах,
в фарах целый мир блистал,
я с восторга влез под днище –
весь кардан исцеловал.
От любви такой обильной
у меня прошибло пот,
и зажал автомобильный
я в объятиях капот.
Гладил бритою щекою
лобовое я стекло,
и подхлынуло такое –
аж в ботинок потекло.
Сел за руль я, чист и светел, –
трогай, милая моя,
хоть цыганка – вольный ветер,
а послушалась руля.
Только метров через триста
я опять к ней воспылал,
завернул в лесок тенистый –
всю ее исцеловал.
Пять проехал километров,
будто СКАЧАТЬ