Интроверт. Николай Владимирович Лакутин

Чтение книги онлайн.

      – Так неужели ты назовешь прекрасным то, что совершенно лишено красоты и нуждается в ней?

      – Нет, конечно.

      – И ты все еще утверждаешь, что Эрот прекрасен, – если дело обстоит так?

      – Получается, Сократ, – отвечал Агафон, – что я сам не знал, что тогда говорил.

      – А ведь ты и в самом деле прекрасно говорил, Агафон. Но скажи еще вот что. Не кажется ли тебе, что доброе прекрасно?

      – Кажется.

      – Но если Эрот нуждается в прекрасном, а доброе прекрасно, то, значит, он нуждается и в добре.

      – Я, – сказал Агафон, – не в силах спорить с тобой, Сократ. Пусть будет по-твоему.

      – Нет, милый мой Агафон, ты не в силах спорить с истиной, а спорить с Сократом дело нехитрое.

      Но теперь я оставлю тебя в покое. Я попытаюсь передать вам речь об Эроте, которую услыхал некогда от одной мантинеянки, диотимы, женщины очень сведущей и в этом и во многом другом и добившейся однажды для афинян во время жертвоприношения перед чумой десятилетней отсрочки этой болезни, – а диотима-то и просветила меня в том, что касается любви, – так вот, я попытаюсь передать ее речь, насколько это в моих силах, своими словами, отправляясь от того, в чем мы с Агафоном только что согласились.

      Итак, следуя твоему, Агафон, примеру, нужно сначала выяснить, что такое Эрот и каковы его свойства, а потом уже, каковы его дела. Легче всего, мне кажется, выяснить это так же, как некогда та чужеземка, а она задавала мне вопрос за вопросом. Я говорил ей тогда примерно то же, что мне сейчас Агафон: Эрот – это великий бог, это любовь к прекрасному. А она доказала мне теми же доводами, какими я сейчас Агафону, что он, вопреки моим утверждениям, совсем не прекрасен и вовсе не добр. И тогда я спросил ее:

      – Что ты говоришь, диотима? Значит, Эрот безобразен и подл?

      А она ответила:

      – Не богохульствуй! Неужели то, что не прекрасно, непременно должно быть, по-твоему, безобразным?

      – Конечно.

      – И значит, то, что не мудро, непременно невежественно? Разве ты не замечал, что между мудростью и невежеством есть нечто среднее?

      – Что же?

      – Стало быть, тебе неведомо, что правильное, но не подкрепленное объяснением мнение нельзя назвать знанием? Если нет объяснения, какое же это знание? Но это и не невежество. Ведь если это соответствует тому, что есть на самом деле, какое же это невежество? По-видимому, верное представление – это нечто среднее между пониманием и невежеством.

      – Ты права, – сказал я.

      – А в таком случае не стой на том, что все, что не прекрасно, безобразно, а все, что не добро, есть зло. И, признав, что Эрот не прекрасен и также не добр, не думай, что он должен быть безобразен и зол, а считай, что он находится где-то посредине между этими крайностями.