Другая школа. Откуда берутся нормальные люди. Александр Мурашев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ но ни за что на свете не расскажет, что именно. Взгляд, которым смотрит на меня Шалва во время моего подробного вступительного монолога, – внимательный и изучающий. Глаза не отводятся от меня ни на секунду, он едва заметно покачивает головой – то ли в знак одобрения, то ли из чувства такта. Мой первый вопрос задан, и в кабинете повисает тишина. Шалва продолжает внимательно смотреть на меня. Слышно, как по всей усадьбе заливаются птицы. «Александр, а вы уже познакомились с Грузией?» – обезоруживает он меня ответным вопросом. Это будет намек: за следующие восемь дней здесь мне и правда предстоит пересмотреть всё, что я знаю об учителях, школе и даже жизни и любви.

      Прошлое. Часть первая

      Где бы вы ни оказались в Бушети, отовсюду будет открываться вид на Алазанскую долину: изысканную симметрию горных хребтов, словно нарисованную акварельными мазками. Ее прекрасно видно прямо из окон кабинета Амонашвили на втором этаже дома. «Может быть, ради этих гор я и обосновался здесь, – говорит Амонашвили, родившийся и проживший долгое время в Тбилиси. – Я не знаю, как они называются. Отсюда при ясной погоде можно увидеть Казбек и Эльбрус… Но остальные? Я взял и назвал их своими именами. У меня есть гора Ушинского, Макаренко, Песталоцци, Сухомлинского, Гогебашвили, Корчака. И знаете, в чем дело? Эти горы и породили гуманную педагогику. Когда я смотрю на этих великанов с моими названиями, всегда думаю: «Что их держит?» Что держит Сухомлинского, Квинтилиана? Есть же какой-то фундамент, не позволяющий им разрушиться. До того как начать изучать этот вопрос – еще при советской власти, – я читал классиков, с точки зрения материалиста, и видел в них мракобесие. Так нас воспитывали в университете».

      Изучив классическую литературу, Амонашвили пришел к выводу, что тот самый фундамент и могущество всех великих педагогов – это вера. Необязательно религиозная, а вера как таковая: например, в ребенка и в то, что он может воспитываться без принуждения и насилия. «Есть восточная мудрость: никто тебе не друг, никто тебе не враг, каждый для тебя – учитель, – говорит мне Шалва. – И каждый из нас – учитель. Мама, папа, бабушка и дедушка – это педагоги для своих детей. И если мы хотим найти в себе Макаренко или Сухомлинского, то нужно верить в то же, во что верили они. Вера – это предчувствие знания, перетягивание завтрашнего дня на сегодняшний. Когда я с помощью веры посмотрел на педагогическую реальность, то увидел, что всё, кроме классики, – это насилие над тем, кого мы называем молодым поколением. И еще я увидел, что этот авторитарный подход – очень дешевый. Надо всего лишь иметь ремень и демонстрировать над ребенком власть: отметок, учителей, свою родительскую власть. Но многие преподаватели понимают веру двояко. Они могут только что исповедаться в церкви и поставить свечку. А стоит им зайти в класс – и веры как будто не бывало. Увидят какого-нибудь ученика: «А ну-ка встал, выйди из класса, без мамы не приходи».

      Когда-то Амонашвили сам был таким же авторитарным учителем истории. «Решал, кого вызвать к доске, а кому поставить тройку, чтобы знали, как надо СКАЧАТЬ