забором, большинство московских купеческих домов жили «общим хозяйством», то есть взрослые сыновья с женами и детьми. Во дворе находилась золотопрядильная фабрика Вишняковых, на которой работало 20–30 человек. Для старозаветного купечества «фабрика» – это тоже семья. Дети хозяев проводили с фабричными ребятишками большую часть времени, играли, ходили на рыбалку, купались. На производстве работало несколько поколений одной семьи. Когда рабочий уже не мог выполнять свою работу, хозяин отправлял его на «пенсию» – находил ему более спокойную работу по дому. Домашнюю прислугу комплектовали тоже из «фабричных». Штат ее состоял из ключницы, двух горничных, лакея, повара, кухарки, прачки. До 1861 года все они были крепостными, «отпущенными по оброку», то есть были обязаны платить ежегодную дань помещику за право жить на стороне. К таким «невольникам» относились с добротой, жалели. У каждого были свои обязанности по дому. Кухарка покупала продукты и стряпала и для хозяев, и для прислуги, спала прямо на кухне или в маленьком чуланчике рядом. Если могли позволить себе и повара, то он готовил еду исключительно для «кормильцев». Газовых плит еще не было, они появились в конце ХIХ века, и это было «дорогое удовольствие». «Все стряпали в печке с утра. Отчасти поэтому и обедали днем, в час. До ночи печь оставалась теплой, теплым был и ужин. Если что нужно было быстро разогреть или сжарить – перед печкой на шестке разводили костер из сухих лучинок под таганком. А в печи замечательно пеклись и пироги, и блины – без перевертки. Потом пошли плиты около печей, а перед печами, под шестком, – маленькие плиты. Наконец печи стали уничтожать, оставляя одни большие плиты», – вспоминал сын московского купца Николай Михайлович Щапов. Горничная убирала комнаты, чистила платья и обувь, накрывала на стол, подавала самовар. Белье стирали редко раз в две недели или даже в месяц. Помимо прачки в дни «большой стирки» этим занималась вся женская часть прислуги. «Прачечная» располагалась во дворе: на специально устроенную плиту ставили большой бак или особо изготовленный жестяной чан, и кипятили белье. Полоскали в реке, поэтому приходилось запрягать лошадь и везти большие корзины с мокрым бельем на берег. Исключение составляли семьи, в которых были маленькие дети, тогда прачка «не вылезала» из «ушат» и корыта. «Пустяками у нас прислуге не надоедали, но по звонку она всегда являлась из своей комнаты. Выходного дня не было ни у кого. Изредка, может быть раз в неделю, прислуга» отпрашивалась со двора «часа на три вечером в гости или в город за покупками…», – пишет Щапов. Тяжело приходилось, при такой замкнутой жизни, женщинам из прислуги. Завести свою собственную семью было трудно, поэтому на старости лет приходилось идти в няньки к дальней родне. Иногда хозяева пристраивали старушек в богадельню. Мужчины, прожив в городе большую часть жизни, полностью отрывались от своих деревенских изб и жен. Деваться было некуда, возвращались старыми, больными и совсем чужими.
