Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города: 1917-1991. Наталия Лебина

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ черную косу и перекрашивается в рыжий цвет124. Пантелеймон Романов в романе «Товарищ Кисляков» (1927–1930) неоднократно привлекает внимание читателя к прическам женщин. Они появляются «с модно остриженными волосами» или «по-модному подстриженные, с напомаженными кончиками загибающихся у висков волос»125. Стиль а-ля гарсон захватил и моих бабушек. Никто из женщин по папиной и маминой линии не мог похвастаться густыми и пышными локонами. Может быть, поэтому все с удовольствием стриглись.

      Многие атрибуты нэпманской моды (узкие короткие юбки, блузоны с искусственным цветком или ниткой жемчуга, завязанной углом, яркая губная помада, туфли на высоких каблуках и т. д.) подвергались осуждению идеологических структур126. Но короткая стрижка, знаменитая «буби-копф», была как будто вне критики. В традиционных исторических источниках – в документах государственных и партийных органов, в периодической печати и даже в воспоминаниях – нет данных об осуждении коротких женских причесок в 1920‐х – начале 1930‐х годов. Это можно, скорее всего, объяснить тем, что стрижка волос рассматривалась и как некий социальный акт отречения от прошлого, старого, рутинного. В России общие индустриально-урбанистические тенденции усилились социальными катаклизмами революции и Гражданской войны. Новая женщина Страны Советов, таким образом, просто и легко восприняла моду на стрижки – непременный элемент стиля а-ля гарсон, популярного в мире в первой четверти ХХ века. Конечно, возникает вопрос, как выглядели эти прически без участия парикмахера. Трудно представить себе, что активные партийки и комсомолки проводили много времени в тогдашних салонах красоты. Неудивительно, что стрижка и как маркер революционности, и как эстетический эталон хорошо выглядела на женщинах с вьющимися от природы волосами. Эту ситуацию зафиксировала художественная литература 1920‐х годов. В романе Николая Островского «Как закалялась сталь» (1930–1934) у коммунистки Риты Устинович «шапка непослушных волос окаймляла загорелое лицо»127. Лелька Ратникова – героиня романа Викентия Вересаева «Сестры» (1928–1931) – «украшала весь взвод стройной своей фигурой в юнгштурмовке и хорошенькой кудрявой головой»128. Стриженые вороные кудри и у Сани Ермаковой – «первой девушки» из одноименной повести Николая Богданова (1928)129. Детали такого рода в литературе 1920‐х, как представляется, реабилитировали модные устремления «новых женщин», а также способствовали отмежеванию коммунисток и сознательных пролетарок от стриженых нэпманских модниц. Создается впечатление, что властные и идеологические структуры принимали форму прически а‐ля гарсон, но осуждали необходимость ее «парикмахерского» оформления. Критике, если судить по комсомольской и сатирической печати 1920‐х годов (журналы «Крокодил», «Бегемот», «Смехач», «Красный ворон»), иногда подвергались разные виды завивки, так как на это надо было тратить СКАЧАТЬ