СКАЧАТЬ
козы, они непоседливые, так и бегала их заворачивать в стадо. А однажды прямо на пастбище объягнилась овца и дедушка завернул мне в тряпку этого новорождённого ягнёнка, и я понесла его хозяйке домой, за что получила гостинец. Коров пасти тоже было непросто, иногда корова, как взбесится, хвост поднимет и бежать из стада, я за ней бегу, плачу и кричу ей: «Куда, гадина!». А оказывается, у них заводится на коже какое-то насекомое, оно кусает и она от укусов бесится и бежит. Зато когда наступает полдень, гоним на водопой; было такое место, течёт ручей, песочек, вот они напьются и ложатся отдыхать. А я с дедушкой обедать. Обычно на обед был кусок сала свиного, солёного, который в жару весь растопился, и хлеб. А дед, видно, был уже беззубый, хлеб обрезал, корки отдавал мне, а сам ел мякиш-серединку, и я про себя очень на него серчала. А вот бахчи он нанимался караулить, это было для меня интересно. Можно сказать, мы там с ним в степи на бахчах жили всё лето. Особенно мне запомнились вечера – мало того, что дед караулил бахчи, ещё приходили в ночь хозяева некоторых бахчей; и вот сумерки, сидят взрослые беседуют, а я прилягу на колени деда и слушаю стрекотню всей живности и свист, и чириканье, и кваканье и смотрю на чистое-чистое небо и наслаждаюсь этим зрелищем. И вот за лето, особенно когда пасли, я вся завшивлюсь. В волосах на голове полно вшей. Тогда мама Нюра смажет мне голову керосином, туго завяжет голову платком, они там подохнут, счешет густым гребешком, вымоет меня с мылом и иду я в школу чистенькая. Ещё помню, я писала тебе, дедушка очень любил меня; и вот ещё он летом работал на Волге бакенщиком (наверное, знаешь, что это такое), зажигал огни на Волге для пароходства. Домик у него был где-то на острове, что ли. И вот у него всегда собирались рыбаки. Варят рыбу, застолье, я сижу у дедушки на коленях (наверное, мне было лет 4—5, точно не помню), но помню, что эти рыбаки знали – дед сказал, что я круглая сирота и они просят меня у дедушки взять к себе в дети (тогда так говорили). Дедушка плачет, целует меня колючей своей бородой и не отдаёт. Говорит, сами воспитаем. И всегда меня жалел, подкладывал с рыбы икру варёную – очень вкусная была, особенно с окуней в мешочке (то есть в плёнке), и вот я наслаждалась ею.
Значит, вспоминаю дальше – извини за непоследовательность. Когда я жила с мамой Нюрой на Красном, она мне, уходя на работу даст задание: натаскать из колонки воды вёдрами, а меня подружки зовут на улицу и вот, чтобы быстрее натаскать, я на коромысле (знаешь что это такое – на плечи эти коромысла кладёшь, два ведра вешаешь, да ещё в руке третье) – это чтобы быстрее натаскать и на улицу играть. А игры у нас: это лапта (мячом вышибали из круга провинившегося игрока), классики, чертили на асфальте – думаю, ты все эти игры знаешь; ещё играли в прятки, в догонялки (дети как дети были). Так вот, когда я несу эти три ведра с водой (представляешь девочка лет 12—13 прёт столько груза), а соседи-бабушки пришёптываются: ведь она сиротка. Меня мама Нюра
СКАЧАТЬ