Stalingrad, станция метро. Виктория Платова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ сантиметров и даже метров. Весь вопрос в том, какой ценой дастся приближение. И фотография…

      Наличие фотографии никоим образом не поспособствует героизации и канонизации Елизаветиного облика и не вызовет у читателей сострадания к ее горестной сиротской судьбе. Сиротство в косном сознании большинства предполагает недоедание, недосыпание и прочие лишения. А разве по толстой жабе скажешь, что она недоедала? Напротив, все подумают, что она с утра до ночи запихивалась котлетами и отбивными, не брезговала пирожными с заварным кремом и жрала плов руками – какое уж тут сиротство?! Вайноне Райдер все сходит с рук, потому что она в первую очередь худая, а уже потом – знаменитая, а уже потом – клептоманка. Всем до смерти хочется защитить худышку, оградить хрупкое и трепетное существо от бед, идущих извне. От уголовного преследования – в том числе. Фотогеничность и худоба носителя порока позволяют ему отделаться легким испугом там, где любого из популяции толстых жаб засудят на полную катушку. И каждый лишний килограмм обернется дополнительным пунктом в обвинительном заключении.

      Это жутко несправедливо, но такова жизнь.

      И разве дело ограничивается лишь вопросами права? Претензии толстых жаб на любовь (в том числе – неразделенную) выглядят смехотворными. Их слезы нередко принимаются за пот, струящийся по лицу, а тяжелые вздохи – за одышку. Ни одна толстая жаба не была замечена на обложке популярного журнала, ни одна не сделала карьеры в шоу-бизнесе, каким бы золотым или бриллиантовым ни был ее голос, – вот они и отираются на оперных и джазовых задворках. Маются с контрабасами и виолончелями, потому что крошечная скрипка в их руках выглядит нелепо. Подразумевается, что и ум у них такой же заплывший, как и тело, а никакой не острый. И если уж случится несчастье и толстая жаба совершит эпохальное открытие, двинувшее вперед науку, или создаст шедевр, способный перевернуть представления об искусстве, – что ж, их отметят и, возможно, даже наградят. Но как-то украдкой, стыдливо, едва ли не под покровом ночи. Конечно же, никто не запрещает толстым жабам творить, но пусть они делают это где-то там, на выселках, за линией горизонта, не смущая взор хорошо сложенного и проникнутого духом раздельного питания cosmopolitan-мира.

      Так или примерно так думает Елизавета, мрачно глядя на Пирога с Шалимаром.

      – Идите вы к черту, – наконец заявляет она. – Кретинки. Дуры алчные.

      – Сама дура! Сиди в своем дерьме, а мы тебя знать не знаем! И никогда больше к нам не подходи! Ты слышишь – ни-ко-гда!

      «Никогда» в семнадцать лет длится две недели, от силы – месяц. Пирогу с Шалимаром хватило двух дней, чтобы смертельно соскучиться, и пяти, чтобы помириться. У этого примирения существует масса подводных камней, о них все трое подсознательно стараются не вспоминать Пирог и Шалимар не очень-то ладят друг с другом, а Елизавета всегда служила буферной зоной между ними и одновременно цементирующим составом, благодаря которому столь СКАЧАТЬ