Стать человеком. Кирилл Каратаев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ он возведен в ранг тяжелейшего греха. Видимо, оттого, что все любят лгать, но никто не желает быть обманутым. Все боятся быть обманутыми. Странно, ведь каждый уже был обманут тысячу раз. Но, как водится, хуже всего тысяча первый.

      – Шура! Вот уж кого не ждал! Но надежда! Надежда пылала во мне, как прометеев огонь!

      Я с сомнением обернулся. Небыстрой и неуклюжей походкой ко мне пробирался любопытнейший, по человеческим меркам, персонаж. Его звали Мечеслав Игоревич Перелесов, и он, если можно так выразиться, был поэт от дьявола. То есть поэзия его была не то чтобы плохой, но уж слишком своеобразной. Ей с легкостью можно было закусывать водку, когда заканчивались огурцы. Ей можно было дробить черепа, когда ломалась дубинка. Слушать ее, конечно, тоже было можно. Только немного и не всерьез. А если не следовать этим простым правилам, то недолго было сойти с ума, ну или хотя бы впасть в недельную депрессию.

      При этом Перелесов обладал невероятным апломбом относительно собственной гениальности. Достаточно сказать, что из великих поэтов прошлого он признавал только Бодлера и Верлена и, подозреваю, лишь потому, что ему нравилось эффектное слово – декаданс. А вот солнце русской поэзии – Александр Сергеевич Пушкин, слыл у него за простака и провинциала.

      Общественное мнение мало влияло на его жизненные позиции. Он всерьез полагал, что в поэзии по-настоящему понимает только он. Ну, может, еще пара достойных людей, о которых ему пока не известно. А если человек не понимал в поэзии, то о чем, вообще, можно было с ним разговаривать? И при всем при этом Перелесов, без сомнения, был выдающимся поэтом. Его было почти невозможно забыть, хотя порой и очень, очень хотелось.

      – Привет, Слава. – Я пожал длинную, худую руку и сознательно не предложил ему присоединяться.

      Но мое предложение было последним, в чем нуждался Перелесов. Он без промедлений уселся рядом со мной и шумно потребовал коньяку (армянского, подешевле). Молча, не чокаясь, опрокинул бокал и посмотрел на меня хитрыми, полубезумными глазами. На тонких губах его играла вожделеющая улыбка.

      – Я, Шура, – он с вызовом хлопнул себя в грудь, – пока ты спал, подарил этому миру еще два поэтических памятника! Один – на пять семистиший, другой – на одиннадцать четверостиший. С какого начать?

      – А чего-нибудь однострочного нет? – Пять семистиший Мечеслава были для меня, как «Война и мир» для шестиклассника.

      – Слушай, Шура! Слушай!

      Он довольно засмеялся и тут же, без переходов, начал читать поэтический памятник на одиннадцать четверостиший. Под него я с легким сердцем допил виски и взял еще сто. Помогало слабо. Невозможные рифмы падали в мою голову, словно кузнечные молоты. Строфы тянулись Великой китайской стеной. Я даже не сразу понял, что стихотворение закончилось.

      – Ну как?

      – Необычно, – я постарался быть корректен, чтобы не слушать следующий поэтический шедевр-реванш.

      – Нет, ну до чего же вы, прозаики, все-таки ограниченный СКАЧАТЬ