Сексуальная магия. Эротические истории, исполняющие желания. Генрих Корн

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ приобщиться к церкви.

      Приобщившиеся назывались воцерковлёнными. Воцерковлённые – огонь тогдашнего православия. Они горели и сгорали вмиг, как свечки перед распятием на каноне. Трудно отыскать более истово – или скорее неистово – верующих, чем они, более исполняющих все предписания, более послушных на всё. Более жертвующих собой. И потому более глупых.

      Мои родители были такими воцерковлёнными, когда я появилась на свет. Собственно, именно поэтому моё имя – Феврония. В честь церковной святой и ещё одной матушки, престарелой игуменьи, их руководительницы в делах духовных и житейских. Они всё клали на алтарь своей религиозности, и я не была исключением.

      Первое моё яркое детское воспоминание – ложка с тёплой, горько-сладкой, обжигающей, противно-мягкой массой, которую мне сунули в рот, и голос той бабки, когда я попыталась это выплюнуть: «Нельзя, замри, ну-ка замри, Бога принимаешь!». Я замерла, и масса медленно прошла по горлу.

      Ещё хорошо помню из детства, как однажды на Троицу – знаю, что на Троицу, потому что на полу в храме лежала подсушенная трава – я стояла на коленях и очень хотела в туалет.

      Мама сказала: «Терпи, нельзя вставать – батюшка очень строгую молитву читает, стой смирно». Но я не вытерпела, и горячий поток хлынул по моим ногам, побежал ручьём сквозь траву на полу и встал лужицей возле впереди стоящей женщины, намочив подол её юбки. Она обернулась и злобно зашипела на маму: «Что это за безобразие? Вы с ума сошли? Уведите ребёнка отсюда сейчас же!».

      Мама вскочила и, больно дёрнув меня за руку, потащила прочь из храма. А я от страха не могла идти – ноги подкашивались и волочились, точно чужие.

      Впрочем, было много и хорошего. Я многое любила в церкви. На Пасху нравилось. Нравилось ставить свечки и целовать иконы. Очень любила время окончания поста – когда все становились весёлыми и всё разрешали. И служба в церкви тоже мне нравилась. Я сильно не любила только вычитывать молитвы утренние и вечерние да ещё долгое правило к причастию.

      И никогда не любила своё имя. Отец звал меня Февронькой, а мама Февронюшкой. И от того, и от другого мне становилось несчастливо в душе, как будто я урод, и меня никто не любит.

      При этом никаким уродом я не была и любви тоже всегда хватало. И в школе ко мне хорошо относились, и потом в университете. И дальше – мне не за что жаловаться на людей. Всегда кто-то нуждался во мне.

      Но всё же стоило мне вспомнить, осознать, что я – Феврония, моя душа сразу становилась несчастной. Словно укольчик в сердце. Словно такой тихенький, но настырный голосочек, пытающийся досадить мне, сказать мне что-то гадкое, страшно обидное и злое. Я чувствовала, что Феврония – это не я настоящая, а нечто чуждое, как чьё-то драное, грязное платье, которое мне почему-то нужно носить.

      Смирение. Слово, сделавшееся у православных безвкусной, мукой тоскливой терзающей рот жвачкой. Все её жуют, и от этого их лица бывают скучными и холодными, как бледно-серые сугробы в феврале.

      Это то, СКАЧАТЬ