Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь). Сергей Николаевич Огольцов

Чтение книги онлайн.

      Дети выжидательно затихли.

      Оглаушеный позорящей правдой, я чувствовал, как жаркая волна стыда прихлынула, чтобы брызнуть из глаз слезами.

      – Сама ты лазила! Дура!– проревел я и выбежал из комнаты на лестничную площадку второго этажа, мощёную чередующимися квадратиками коричневой и желтоватой плитки.

      Я решил никогда уже больше не возвращаться в эту группу и в этот садик, но не успел обдумать как стану жить дальше, потому что отвлёкся разглядываньем красного огнетушителя на стене.

      Вернее, меня привлёк не сам огнетушитель, а жёлтый квадрат с картинкой на его боку, где человек в кепке держал точно такой же огнетушитель, только вверх ногами, и направлял расширяющийся пучок струи на куст махровых языков пламени перед собой.

      По-видимому, картинка служила наглядной инструкцией как пользоваться огнетушителем и он в ней был изображён в полном соответствии самому себе, с жёлтым квадратиком на боку, где крохотный человечек в кепке боролся – в перевёрнутом виде – с очагом возгорания, направляя в него струю из своего махонького огнетушителя.

      И тут меня осенило, что на неразличимой уже картинке второго из нарисованных огнетушителей, совсем уже крохотулечный человечишка находится в нормальном положении – ногами книзу.

      Зато следующий – на дальнейшей картинке, опять будет перевёрнут, и – самое дух захватывающее открытие – человечки эти просто не могут кончиться, а могут лишь уменьшаться, до полной невообразимости и – дальше, но исчезнуть им не дано просто потому, что этот вот огнетушитель висит на стене лестничной площадки второго этажа, рядом с белой дверью старшей группы, напротив прихожей в туалет.

      В этот момент меня позвали немедленно идти в столовую, потому что все уже сидят за полдником, но с той поры, проходя под огнетушителем на стене, я испытывал чувство уважительного понимания –  он нёс неисчислимые миры на своём крашенном боку.

      Что до лазанья в трусы, то это был мой единственный и неповторимый опыт и, умудрённый им, когда в какой-нибудь из последующих «тихих часов» воспитательница вполголоса позволяла мне пойти пописять, я понимал значение простыней перехлестнувшихся над промежутком между парами кроваток, или отчего так старательно жмурится Хромов по соседству с Солнцевой…