Джордж Оруэлл. Неприступная душа. Вячеслав Недошивин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ домов, проложить многие мили дорог, – тратятся на бессмысленные переходы от ночлежки к ночлежке…

      В.: В книге вы пишете, что больше всего им невыносима как раз невостребованность обществом.

      О.: Бродяги ничего не делают вообще. Одно время их направляли бить щебенку, но вскоре прекратили, так как гигантские, на много лет вперед, запасы щебня лишили работы настоящих дробильщиков камней. Нынешняя праздность бродяг – от того, вероятно, что де́ла не находится… Это лишь очень сырая идея, которую легко оспорить. И все-таки она намечает путь к более достойной жизни бродяг… Решение в любом случае где-то здесь…

      Почему он не сбежал домой, мучился я, погружаясь в его дневник. К любимым книгам, к необязательной болтовне в Adelphi, к разговорам о литературе «под пивко», незаконченным рукописям, к тому же мольберту с красками, да просто к одиноким прогулкам, о которых мечтал в Париже. Кей Икеволл, будущая «подружка» Оруэлла, скажет через много лет после его смерти, что он не «приключений» искал – он «действительно хотел знать реальность». И добавит: «Если у вас есть тыл, куда всегда можно вернуться, тогда не так-то просто опустить себя на место тех, кому реально невозможно жить». Нам остается лишь гадать, о чем он, брезгливый и чистенький, думал, пережевывая выброшенные кем-то сэндвичи, о чем размышлял, пытаясь уснуть с грязной пяткой соседа под носом, как смеялся, ругался, жалел, издевался и горевал вместе с бродягами. И уж совсем потрясло меня, что, вернувшись с уборки хмеля, он не домой отправился (отмыться, привести себя в порядок, залечить кровоточащие раны на ладонях), нет: он и неизменный спутник его Имбирь вновь поселились в ночлежке, а работать отправились на городской рынок – таскать ящики с рыбой, до ста килограммов весом, или помогать сторожам. И лишь через две недели, понимая, что так ему не написать задуманных статей, снял комнату на Виндзор-стрит и засел за работу. Но и тогда – не спешите! – ничего еще не кончилось.

      «В определенной мере, – пишет в одном из предисловий к его книгам Вера Домитеева, переводчица Оруэлла, – он осуществил исконный русский идеал “жить по совести”… Он вообще, – итожит Домитеева, и с ней трудно не согласиться, – свойствами натуры больше напоминает не писателя, а того самого идеального героя, которого настойчиво, но тщетно искала великая русская литература. Что-то такое было в нем, что давало знакомым качествам отзывчивости, чуткости особую энергию, уверенную победительную силу». И хочется спросить: не велико ли «искупление» за грехи буржуазного рождения? Не многовато ли испытаний всего лишь для книги? Во всяком случае, вот вам три последних фразы его первой книги «Фунты лиха»: «Я просто рассказал: есть мир, он совсем рядом, и он ждет вас, если вы вдруг окажетесь без денег… Пока… мне приоткрылся лишь краешек нищеты». И последние два слова: «Начало есть».

* * *

      Комментарий: Война идей и людей

      Тридцатые годы – предпоследнее десятилетие Оруэлла. Но, может, потому, повинуясь чутью, он проживет их жадно, лихорадочно. СКАЧАТЬ