Политическая наука. 2017. Спецвыпуск. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

      Озабоченность представителей российской элиты обоснованна, так как политических платформ и институтов для выработки долгосрочных решений по развитию как раз и не хватает: эксперты могут сколько угодно разрабатывать стратегии, но если, по словам министра Открытого правительства М. Абызова «стратегия не является инструментом политической декларации для политических лидеров, то эта стратегия не будет востребована» [Стратегия 2030]. Эти процессы требуют политической вовлеченности, ответственного проектирования с управленческой точки зрения, т.е. вовлечения политико-административной элиты. Именно эти процессы сейчас требуют совершенствования, причем не на формальном уровне (эти процедуры подробно прописаны на законодательном уровне), а именно на уровне фактических отношений.

      По сравнению с Белоруссией и Казахстаном Россия столкнулась с иным набором вызовов: российской элите не надо было строить новое национальное государство и формировать новую идентичность, но надо было решать более сложные задачи на многих «театрах боевых действий» (подчас в прямом смысле этого слова). Возможно, что на пике этого напряжения сработала традиционная для России «доминанта безопасности»: реагировать на внешние вызовы и угрозы, мобилизовать ресурсы и решать конкретные проблемы безопасности оказывается проще, чем выстраивать долгосрочную программу развития, особенно когда повестка безопасности в ее геополитическом разрезе находит такой большой отклик в обществе [Lukin, 2009]. В дихотомии «безопасность – развитие» последнему в России всегда отводится вторая, менее заметная роль, что существенно отличает российские стратегии от казахстанских и белорусских, ориентированных на развитие, достижение конкретных и прагматичных целей.

      Помимо содержательных различий, формирование политических стратегий в трех странах имеет более существенные различия, на уровне политических институтов и процессов. В Казахстане в наиболее явной форме проявляется лидерская функция президента [Лаумулин, 2016] по формированию всего спектра системной политической повестки, которая определяет содержание деятельности исполнительной власти опять же под пристальным контролем президента. В Белоруссии правительство является основным институтом, осуществляющим формирование стратегий, президент же оставляет за собой право уточнять и корректировать курс. В России стратегия формируется в сложной системе формальных и неформальных институтов, где лидерство президента зависит не только от формального статуса, но и от возможности выстроить систему неформальных отношений внутри элиты [Ledeneva, 2013, Соловьев, 2017]. Стремление выстраивать формальные институты, подкрепляя их неформальными, вообще является характерной чертой постсоветской политики [Fisun, 2012], которая использует неформальные структуры для компенсации слабости формальных [Гельман, 2003, Ledeneva, 2013], усложняя тем самым процесс перехода к целевому состоянию. Поэтому быстрые изменения здесь СКАЧАТЬ