В сетях предательства. Николай Брешко-Брешковский

Чтение книги онлайн.

      От удовольствия, что муж ее будет совмещать в особе своей папского камергера с консулом южноамериканской республики, она стала такой же пунцовой, как и ее капот.

      А Мисаил Григорьевич подлил масла в огонь:

      – Иногда я могу сажать на козлы кареты или машины выездного лакея – они называются егерями, в ливрее с кортиком и в треуголке с перьями.

      – А у кучера будет расшита спина золотыми углами? – подхватила Сильфида Аполлоновна.

      – Натурально же будет! Иначе нельзя. Что полагается, то полагается! Божество мое, Сильфидочка, ты моя семипудовая, надо уметь жить! Денег одних еще мало. Нужно иметь еще на плечах голову. Итак, Искрицкая, ключи с папской тиарой, егерь с петушиными перьями и кучер, у которого будет золотая спина…

      Айзенштадт появился на петербургском горизонте недавно, лет восемь-девять назад. Он приехал из какого-то южного города, Балты или Тирасполя, а может быть, Херсона, Николаева и даже Екатеринослава. Но не все ли равно, какой из этих городов будет оспаривать честь называться родиною Мисаила Григорьевича Айзенштадта, камергера при ватиканском дворе и консула какой-нибудь экзотической республики, а главное – талантливейшего банкира, сумевшего из ничего создать миллионы!

      В бытность свою гимназистом последнего класса Айзенштадт занимался репортажем в местной газете. Он выдвинулся, и тогда уже говорили:

      – О, этот мальчик пойдет далеко!..

      Приехал в город новый архиерей, человек нрава сурового и мало доступный. А редактор, хоть умри, да подай беседу с его преосвященством.

      Трех интервьюеров не принял архиерей. Четвертым вызвался Айзенштадт. Все сулили ему провал.

      Через полчаса гимназист ушел обласканный и с материалом на сто пятьдесят строк.

      – Чем ты обворожил его? – спросил редактор, говоривший своим сотрудникам «ты».

      Юноша торжествующе усмехнулся.

      – Я ему с места в карьер заявил, что хочу креститься в православие.

      Это свое желание Мисаил Григорьевич осуществил много лет спустя, предварительно, однако, испробовав лютеранство.

      Достигши денег и власти, той власти, которая дается деньгами, он решил завести свою собственную газету. Но пока что это было в туманных грезах, более туманных, чем грезы о красивых мундирах и ключах с папской тиарой.

      Мисаил Григорьевич любил обращать на себя внимание. Он громко смеялся, громче, нежели это вообще полагается.

      В театр, на благотворительный концерт, в балет он всегда умышленно опаздывал, появляясь с шумом и треском. Чем больше голов поворачивалось в его сторону, тем лучше достигалась цель.

      Кто-то когда-то и где-то бил его. А может быть, не раз били, а может быть, и никогда этого не случалось. Но так ли, нет ли, ходил по городу анекдот, сочиненный врагом Айзенштадта миллионером Иссерлисом.

      Будто бы спрашивают Айзенштадта:

      – Мисаил Григорьевич, правда, что вас СКАЧАТЬ