Литературоведческий журнал №39 / 2016. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

      Радищев, твое «Путешествие из Петербурга в Москву» похоже на правду, хотя эта книга смела, дерзка и сумасбродна. Смелость и дерзость у нас в почете, – «Парень был дерзким и смелым», как поется в песне. Честь безумцам. Сумароков придумал себе псевдоним «Сумасбродов» – и правильно. Будем дерзновенными смельчаками и отчаянными безрассудными сумасбродами.

      Далее по тексту. «Я слышу». Читатель вправе предполагать, что речь тут идет об авторском «Я», о лирическом герое, можно сказать, о «лирическом субъекте», разбираемого четверостишия. Но тут же обнаруживается некий камень преткновения. Мнимые упреки прозвучали почти комплиментарно, и вот слышится ямщичье «вирь! вирь!» – возглас, предостерегающий нерасторопных пешеходов от грозящей им опасности (ср. также «пади! пади!» или «берегись! ожгу!»). По всему видно: автор крамольной «Езды» из молодой столицы в старую поплатился за свой поступок личной свободою, приговорен к сибирской ссылке, Державин же – вслед ему – произносит нечто напутственное, называя Радищева русским Мирабо.

      Впрочем, не исключены сомнения относительно того, является ли автором этого загадочного четверостишия Державин. В венгеровской хрестоматии «Русская поэзия» (т. 1) оно отнесено к стихотворениям, приписываемым Державину. Там же датировано 1790-м годом – самое подходящее время для того, чтобы совпасть с радищевскими мытарствами в связи с его «Путешествием». Бросавший вызов «Властителям» и «Судиям» Державин и тираноборец Радищев кажется могли бы понять друг друга, что и произошло, но лишь отчасти: в целом певцу Фелицы чужд остался пафос радищевской оды «Вольность».

      Придерживаясь версии, согласно которой эпиграмма на «Езду в Москву» все-таки принадлежит перу Державина, попробуем понять, что же, собственно, не устраивало нашего поэта-юбиляра в радищевской книге. Ее несвоевременность? (вот же, явилась некстати)? Сумасбродство автора (но оно прекрасно)? Чего-то как бы не хватает? (так обойдемся). Какие-то эфемерные и вялые мотивировки.

      Ямщик кричит на коней, Державин – Радищеву, крики эти рифмуются один с другим: вирь-вирь – в Сибирь; чрезвычайно шумная эпиграмма. И чего только ни втиснулось в четыре строки ее текста. Державин умел «так делать стихи». И не слабо получалось. Хотя как мастер версификационного изобретательства поэт Радищев не уступал поэту Державину. Общение меж ими – на «ты», по крайней мере со стороны Державина (ср. с фонвизинским Стародумом, осуждавшим обращения СКАЧАТЬ