История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен. Август Мюллер

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ движением в всегда строго правоверном Багдаде, а когда Зенги в 532 (1138) г. нуждался один раз в подкреплении с востока, то этот опытный политик пробовал не без успеха снова воспользоваться народною массой столицы халифата, чтобы оказать желаемое давление на правительство востока. Но это были мимолетные явления, не имевшие дальнейшего значения; обыкновение магометанских хищнических государств Сирии не стесняться в заключении союзов с франками, как только это представлялось выгодным для себялюбивых целей, едва ли могло способствовать на самом поле войны усилению чувства, что война эта священна, джихад. При Нуреддине было иначе. Этот великий государь, личность которого везде почиталась мусульманами и воодушевляла их, явно и умышленно показал, до какой степени он чувствовал себя борцом за веру в своих походах.

      В скором времени воодушевление «в борьбе за дело Божие» было распространено благочестивыми мусульманами в народные массы не только там, где за эмира молились, как за государя; письма его, отчеты о его победах и, как кажется[114], популярные рассказы, описывавшие покорение Сирии и Месопотамии первыми правоверными под начальством Абу Бекра и Омара, рассказы с романтическими прикрасами и с прозрачной целью ближайшего полезного применения, возбудили воодушевление далеко за пределами Халеба и Мосула; вообще народное настроение в ближайших провинциях усилилось настолько, что в 559 (1164) г. Ортокид Хисн-Кефы не смел отказать Нуреддину в просьбе о помощи, хотя ему не было никакой выгоды в дальнейших победах и без того слишком сильного соседа; жители же Дамаска, которым и так наскучили слабые Тогтегиниды, еще за десять лет до этого (549 = 1154 г.) сами призвали сына Зенги, чтобы он присоединил их владения к своему государству.

      Тот, в ком мусульмане видели истинного героя веры, естественно представлялся христианам совсем в другом свете. Но если даже дешево оценивать его, нельзя его упрекнуть в жестокости или слепой мстительности даже в отношении к этим смертельным врагам. Страшная кровавая баня в Эдессе и полное разорение этого города (541 = 1146/47 г.) по взятии его, в наказание за необдуманное восстание его после смерти Зенги, соответствовали военным нравам и к тому же могли казаться ему неизбежными с политической точки зрения; убиение многих христианских пленных в ответ на бессовестное нападение Бодуэна при Баниясе[115] на доверчивых мусульман, рассчитывавших на соблюдение заключенного перемирия, было справедливым возмездием; в других же случаях он никогда не провинился в какой-либо крупной жестокости. Но для христиан, изгнание которых из Сирии и Палестины было целью его жизни, он был всегда непримиримым врагом. Если он заключил союз с королем Малой Армении, то только для того, чтобы вредить крестоносцам; если он вел войну против мусульманина, сельджука Килидж Арслана II (560 и 568 = 1165 и 1172/73 гг.)[116], то он имел лишь в виду удержать его от постоянных хищнических нападений на Данишменда Сивасского и таким образом достигнуть необходимого единства для СКАЧАТЬ